После краткой молитвы, осторожно, внимательно и с потрясающей решимостью выдвинулись навстречу неизвестному противнику, во главе с не на шутку разошедшимся Михаэлем.
Молча и сосредоточенно пересекли выгоревший пустырь, стараясь шагать след в след, приблизились к строению, и на мгновение замерли у входа в таверну. Отдышаться и собраться с духом.
А затем Михаэль собрался, и так долбанул незапертую дверь, что буквально провалился внутрь. Правда, провалился во все оружии и очень грозно: выставив перед собой меч и прикрывшись щитом.
Изнутри пахнуло мочой, перегаром и паленым мясом, но тут же этот запах был забит другим, куда более мощным запахом гнили и разложения.
Следом за запахом, из таверны вырвались стихи неизвестного автора, предваренные посвящением:
- А теперь, под ваши аплодисменты, исполняются куплеты для наших каторжан!
- Рубил, колол, кромсал и резал,
- На утро вешать повели,
- Ебал я в рот такие танцы,
- Пляшите дальше без меня!
- И пару слов для нашего благородного рыцаря сотоварищи!
- Прислал меня барон вонючий,
- А сам я редкостный мудак,
- Быстрей тащите много...
Что именно предполагалось тащить, так и осталось для всех загадкой, потому что именно в этот момент ударный отряд носителей истинного эльдианства, следом за Михаэлем, ворвался в таверну, бесцеремонно испортив отдыхающим поэтический вечер.
Обеденная зала "таверны", в которую удалось проникнуть ценой нечеловеческих усилий представляла собой обширное помещение, с двумя входами-выходами, и целой кучей столов и стульев, расположенных вдоль изъеденных огнем, водой и временем деревянных стен. Слева от входа, за большим деревянным столом расположилось пятеро каторжан, легко узнаваемых по обрывкам веревочных петель на шеях и полосатым робам, справа за таким же столом - благородный рыцарь в окружении оруженосцев. Судя по вываливавшимся засохшим языкам, ссохшимся и частично скелетированным конечностям, каторжники были повешены, и повешены уже очень давно. Рыцарь же с подручными, напротив, погибли относительно недавно. Оруженосцы раздулись, налились гнилью, и страшно смердят. Некоторые уже полопались и теперь кожа обрывками свисает с их округлых тел. Сам благородный рыцарь, словно взорвался в своих доспехах - из-под забрала, из малейших щелей и отверстий, распирая сталь неукротимо лезет бурое, пористое мясо, вперемешку с червями. Все мертвы. Давно и бесповоротно. И тем не менее, все хлопают как заведенные, смыкая и размыкая ладони ломанными, нечеловеческими движениями.
На барной стойке, в противоположном конце залы, нетерпеливо приплясывает и потрясает кипой бумажек автор-исполнитель. Невысокий рыжий парень, в обгорелом и закопченном шутовском наряде, сплошь покрытый огненными язвами и нарывами, ритмично вспыхивающими при малейшем его движении. Как и положено человеку, занимающемуся любимым делом, шут буквально жжет словом - стоит ему открыть рот, как из него вырывается язычок пламени, в сопровождении россыпи искр. В центре залы несколько скелетов, одним им известным способом, извлекают свисты и хрипы, из охотничьих рожков и волынки. Обычная ночь в Густых Пущах.
Но стоит вам появиться, как все меняется...
- Смерть! - орет шут, отшвыривая прочь бумаги, и мертвецы начинают подниматься из-за столов, подбирая свое оружие. - Убивайте нечестивцев!