Ларс кивнул, а затем хитро поднял Диркову бровь и ухмыльнулся:
- И как ты фебе это предфтавляешь? "Герр альтграфенжон, шдается мне, бежродному райхвахеру, что рожа Ваша уж как-то на Вашу не похожа! Не, вот ешли не улыбаетещь, то вродь 'Итрих, а как улыбнетещь - так улыбка-то не Ваша, герр альтграфенжон! Непорядок, жнаете ли! А что, ешли на деле это не Вы вовше, а колдунштвом черным иной обращенный? А Вы-т - вообще жаба да в банке тут ш шештричей ехать ижволите!"
Нервно рассмевшись, Ларс огляделся, остановив взгляд на двери во вторую комнату покоев Иделинды. И каким бы веселым он ни был, все равно лицо Дирка, говорящее голосом его друга, смотрелось жутко. Он еще и шепелявил из-за шнурка под языком.
- Я прикинущь шпящим, не переживай. Теперь я альтграфенжон, мне этот райхвахер шапоги чиштить должен! Шлушай, ешли ты не будешь против, я отлучущь - мне бы шошши переодеть. Там же... кожа эта.
Он поморщился и, захватив приготовленную одежду Дирка, отошел. Шагал он крайне неловко, будто ему в брэ накидали желудей.
- Кштати! Кожу хорошо бы убрать куда-то... - раздалось из-за закрытой двери второй комнаты. Затем он удивленно присвистнул: - Ого! Я-то думал, швэтцер он, а на правде-то... еще какой штутцер! Ой, прошти, это я шам ш шобой разговариваю... Фу, какая мержошть...
Глава Семнадцатая
212г. Эльфийской Эпохи, утро второго дня чёртицы Грюна.
Священная Остландская Империя, улицы Круфендорфа.
- Так, я штарающь предштавлять его личо, но мне не дает покоя один вопрош, который меня никак не кашаетща.
Кутшваген стучал колесами по брусчатке одной из главных улиц Круфендорфа, чье название Иделинда пока не знала. На большую ее часть легла косая прохладная тень, а дома по левую сторону горели под взором Хютерового Светила каждой тщательно выкрашенной досочкой.
Они приближались к северным воротам, но пока оставалось немного времени для беседы...
- Ты жнаешь, почти вще в Райхе щитают женщин дурами. И бауэршких баб, и благородных фрау и фройляйн. Ошобенно фройляйн. Я понимаю, што это тыщелетнее жаблуждение... Чертов шнурок, кхм. Жаблуждение, ошнованное на вожможношти жаткнуть шлабого, што говорит только об уме говорящего. Ведь ты, не имея ничего... шделала это, - он указал на свое лицо, казавшееся сейчас удивительно серьезным, что для Дирка, что для Ларса. - Не каждый ижвештный мне маг на такое решилша бы. Жавопил бы, что ему нужна лаборатория, вше книги и две шедмичи ишшледований. А ты шправилащь жа ночь, это талант. Но...
Он отвернулся к окну, проскакивая быстрым взглядом каждый проезжающий мимо фасад. Иделинда поняла, что запах тоже был Дирковым, хоть это вряд ли имело значение для их дела.
- К побегу ты готовилащь, нашколько я понял. Ты жнала, куда едещь, твой путь лежал череж Унордланд, череж Даммию. Там много грюнхаутов. Так почему, Линда?.. Почему ты не обратила щебя в штаруху? Штрупья на личе, лохмотья, клюка, не жнаю...
В его голосе сквозила искренняя горечь, которую можно было услышать от Дирка, от Пальда или Гангберта, но уж точно не от Ларса. Он повернулся к ней. Эти глаза, такое не передавалось мимикой, но лишь сутью - эрфольгер смотрел на нее... чистыми глазами. Он смотрел на нее саму, на ее мысли. На реальность.
- Почему ты не шделала щебя уродиной? Штрашной, как шмерть! Никто б тебя не тронул. Ты ведь Химмельблют, ты крашивая! Тебя любой бауэрин хочет! Да они вще шлюной иштекают, швой пах шкребут! Неужели ты не видишь? Так почему ты не шпрятала щебя? Ты же не дура... Но почему, Линда, почему?