Он удивленно выпучил глаза, но промолчал. Быстро огляделся - по тропинке как раз подъезжали два оруженосца, чьих коней, будто вьючных, обвесили пухлыми сумками.
Одного звали Фарегис фон Шалюппе, он служил Дирку уже пару лет, а второго - Адальхард Румланд, и он примкнул к Ларсу этой весной. Тихие и вечно усталые мальчишки, которых риттеры постоянно нагружали всякой бестолковой работой.
Пальд и Гангберт были слишком бедны и бесславны, чтобы нанять своих оруженосцев. Пальд и вовсе не был голубой крови - он получил титул риттера, отличившись на службе в дворцовой гвардии… Да и, конечно, дружба с Дирком ему в этом сильно помогла.
Брат тем временем отпустил Линду - поднял свой лангшверт с земли, тщательно стер алой тряпкой кровь с клинка и уложил его обратно в ножны. Затем взял сестру за руку:
- Пойдем.
И потянул за собой, обратно по той же тропинке. Обернулся только к своим и крикнул:
- Обыщите тут все, сожгите трупы. Фари, заверни мне голову этого аршликера в мешок холщовый. Отцу покажу. Ларс, найдете одежду - принеси. Один. Мы там будем, на опушке…
Кивнул головой в сторону луга, граничащего с ясеневой рощей. И настойчиво повел Иделинду за собой, прямо так, в плаще.
- Молчи, - шикнул он сестре, когда она думала прервать молчание. - У них хороший слух.
Наконец, молодые Кальтенберги словно вырвались из этого густого леса, вышли на свободу, вдохнули полной грудью… успокоились. Во всяком случае, успокоился Дитрих, он отвел Линду к поваленной у самой опушке березе.
- Садись, - приказал он.
Нет, не приказал, скорее, предложил. Но таким тоном, что даже мысли перечить в голову не приходило.
Однако это был не приказ. Может, настойчивая просьба? Зо этвас. Только брат так умел командовать - сильно, но мягко. Не то, что отец, который мог лишь сухим тоном решать все за тебя. Будто рихтер.
Итак, Линда села, кутаясь в плащ, а Дирк расхаживался поблизости, вытаптывая высокую траву, сбрасывая с себя боевой настрой и разглядывая окрестности. Луга, усеянные пестрыми цветами, такими яркими на полуденном солнце. Леса, пухнущие от буйства зелени, шумящие на легком весеннем ветерке. И небо - бело-голубое, светлое, просторное…
И все это красочное великолепие нарушала лишь черная точка, видневшаяся на горизонте. Вороной конь, спокойно щипавший траву. Сатир.
- Ты должна быть ему благодарна - он спас тебя, - заметил Дирк с улыбкой, проследив за взглядом сестры. - Увидев его, мы решили разделиться и обойти окрестности. Хотя, конечно, Сатир мог уже несколько дней гулять, далеко уйдя от вас… Но нам повезло.
Он тяжело вздохнул, улыбка сошла с его лица, Дирк печально сдвинул брови.
- Надо будет поймать его. Я пытался, но конь будто не узнал меня… Испугался и понес галопом, да попробуй его догони! Мы ж в латах, а он нагишом. Чую, досталось ему от грюнхаутов. Не знаю, как ты их убедила не сожрать жеребца. Молодец.
Дирк обернулся к сестре, он смотрел на нее с… таким чувством. Не понятно как, но одним лишь взглядом брат убеждал ее в том, что она под его защитой, что она может ему всецело довериться, и что он искренне любит ее и никогда не бросит. А еще что он чертовски ей сочувствует сейчас.
- Идхен, ты для меня важнее самого Императора. И важнее альтграфа с альтграфиней. Мне плевать на законы, я не долбанный ордманн, и я убью любого, кто посмеет на тебя лишь замахнуться. Так что никто тебя не сожжет, чтобы ты там не сотворила. Скорее, сгорит весь Круфендорф. И ты знаешь, я слов на ветер не бросаю. Полетит много голов, но не твоя, Идхен. Я сам погибну, но не ты.
Кажется, он никогда еще не говорил с ней так откровенно и… о таком. Таком взрослом?.. Дирк уже перестал ей казаться нагловатым юнцом, выскочкой, мечтавшим лишь о великих подвигах на войне, славе, одах в свою честь и красивейшей в Этой Мире невесте.
Теперь он был зрелым мужем.
- Ты можешь мне доверять, сестра. Расскажи, что произошло за эти пять дней? Все расскажи. Во всех деталях. И тогда я со всем разберусь. Почему ты бежала? Ты убила кого-то?