Ужины в Кальтенбергбурге редко проходили в тишине. И если в замке не было гостей, родители обычно неспешно беседовали меж собой, обсуждая малозначительные вопросы. Впрочем, иногда речь заходила об успехах наследника.
- Чем ты собираешься заняться завтра днем, Тило?
Конечно, ничего странного в этом интересе не было, но...
- Матушка, я уже неоднократно просил Вас не называть меня этим кошачьим именем, - недовольно тряхнул отросшей челкой Дирк, и в самом деле напоминая сейчас фырчащего дикого кота.
- Не обижайся, сынок, - ее улыбка показалась мне абсолютно наигранной. - Я порой забываю, как ты вырос.
И без того уже совладав с собой, брат ровно продолжил:
- Готов мой новый охотничий арбалет. Нужно опробовать его. Это займет какое-то время, а вечером...
Клотильда картинно кивнула, показывая, что услышала достаточно. Я молча сморела в свою тарелку, уже давно оставив попытки напомнить этой женщине, что детей у нее вообще-то двое.
- А ты, Линда?
От неожиданности я вульгарно звякнула ножом о серебряное донце.
Вот как. "Линда". Не "твоя сестра", косвенно обращаясь через Дирка, и не "молодая графиня", как в разговоре с чужими людьми.
Кажется, мне пришлось свыкаться с этой мыслью несколько ударов сердца.
- Намереваюсь препарировать гомункулуса, - наконец буднично сообщила я, отложив нож. - Вивономический образец. Два месяца я выращивала его в растворе кровяной сыворотки. В целых три цолля вырос. Желаете присутствовать, матушка?
Графиня Кальтенбергская поперхнулась, тщетно пытаясь скрыть отвращение за приложенной к губам салфеткой.
Дирк старательно прятал улыбку.
Отец поднял на меня холодный взгляд, жестом велев прислуге удалиться. На изуродованном давнишним ожогом лице не промелькнуло ни тени эмоций.
- Немедленно принеси извинения своей матери.
- Немедленно принесу их, как только узнаю, за что.
Задетый шрамом уголок губ еле заметно дернулся. Альтграф был в бешенстве.
- Встали из-за стола. Оба!
Опять Дитриху досталось из-за меня. Я видела, как он посмотрел на остававшееся на блюде жаркое.
Молча поднявшись первым, Дирк отодвинул мой стул, как того требовал политес. Сдержаться ему было непросто. Только он, в отличие от меня, сумел.
Уже за дверьми обеденного зала я хмуро осведомилась, не глядя на брата:
- Я не права, да?
Вместо ответа он обнял меня:
- Пойдем на кухне чего-нибудь возьмем. Есть-то хочется...
***
Уворачиваясь от очередного летящего в мою сторону уголька, я резко села, подобрав колени к груди. Сознание отказывалось объяснять происходящее... Я окинула взором незнакомую поляну, недоумевая, что же случилось с моей памятью.
А перед глазами все еще стояла запертая дверь в звездную ночь... Равнодушная запертая дверь, которой не было никакого дела до моего смертельного отчаяния.
Я помнила, как хотела умереть. Я помнила, почему... И ничего - после.
Дверь... Запертая дверь...
Потому ли я все еще здесь?.. Потому ли, что и в Том Мире мне не найдется места?.. Мне - такой...
Я медленно оглянулась на зеленокожего ублюдка. Снова... Он приближался. Опять. Как же страшно это было... Я не хотела... повторения.
Но... Стоило ему заговорить - и страх сменился обжигающей захлестывающей ненавистью.
Я была все еще жива. В моих жилах по-прежнему текла голубая кровь рода Кальтенбергов. И раз так, не могло быть и речи о преступлении принципов. Даже теперь в моих силах было сохранить осколки достоинства. Даже теперь...
Крепче обняв колени, я бросила орку сквозь зубы:
- К бесам иди, ду бист дас ферфлюхте шмутцихе шойзаль.