Граф Фараберт фон Айхенхайн Вайделандский в знак благодарности за какую-то услугу прислал моему отцу дорогой подарок из Вайделанда - жеребенка из своего лучшего табуна.
Узнав об этом от слуги, отец поспешил во двор, отложив все дела... И я увязалась за ним - смотреть новую лошадку.
Там встретил нас вороной стригунок со смешно топорщащейся гривкой, никак не могущий устоять на месте и то и дело порывавшийся гарцевать.
- А звать его Сатиром, Ваше сиятельство, - бойко доложил с трудом удерживающий поводья конюх. - Или желаете другое имя придумать?
- Другое?.. - едва не отшатнулся альтграф Кальтенбергский. - Да нет, зачем же. Он уже к этому привык.
И... почему-то отец тут же потерял интерес к подарку. Если не сказать приобрел неприязнь.
Резко развернувшись, почти даже не припадая на покалеченную ногу, он стремительно прошагал мимо меня, обдав холодом от хлопнувшей полы кожаного плаща, и равнодушно бросил:
- Твоим будет.
Я не возражала, уже осмелившись погладить Сатира по носу. Жеребенок мне безумно понравился. Что не так с его именем, и в имени ли вообще было дело, я тогда не сумела понять...
Я очень любила Сатира. Мы много хорошего пережили вместе. Без него моя жизнь была бы несравнимо более пресной...
А теперь от моего слова зависела его жизнь.
Я вздрогнула от орочьего рева, не без труда подавив желание заслониться от него руками. Кмет явно играл, в который уже раз заставляя сердце оступаться от ужаса. Почему орки считают, что всего можно добиться силой?
Стойка впивалась в спину ребрами рассохшихся досок, намекая, что путей к отступлению у меня нет. Между тем, уходили драгоценные мгновения. Лофатак?.. Принять решение следовало очень быстро.
Они ведь убьют Сатира.
Окровавленная морда оказалась так близко... Слишком близко.
Я высвободила из-под плаща правую руку.
Сомнительный гешефт принудит меня "повиноваться всякому их слову". Что они потребуют? Да неужто не ясно...
- Давай, - просто кивнула я орку.
Вот только выбросила навстречу ему я не раскрытую ладонь, а зажатое в руке горлышко разбитой бутыли со стойки, метя в уцелевший глаз.