Там, за горами, за высокими снежными хребтами, изрезанными крутыми долинами, там, совсем недалеко, ежели ты птица, там была иная земля.
Спускаясь широкими терассами, чьи оголенные стены блистали белым мрамором в пурпурном закате, горы ниспадали до холмов, а холмы - до равнин. И вся эта земля была покрыта девственным лесом.
Зеленый, дремучий, густой, он пах цветущими березами. А там, где ловкими змейками спускались реки, сочным лиловым вереском пестрели заливные луга...
И не было там никого - ни людей, ни зеленокожих, ни гномов, и даже эльфы там не водились! Пустая, нетронутая разумными земля. В чащобах бродили поджарые олени, целыми стадами они спускались к рекам на водопой да луговую тувирку пожевать.
А птицы! Как же они там орали, бесстрашно и бессовестно. А медведи хапали мед у пчел. И никто все это зверье не трогал...
Но самое волшебное и сказочное открывалось дальше, еще дальше - там гигантскими каменными глыбами в небе висели острова. Немыслимых размеров, они... просто парили! И с их краев тонкими серебристыми ниточками вниз спускались сотни водопадов, тая на ходу и орошая луга мелким дождичком.
А солнце, спускаясь все ниже, вдруг подсвечивало их, порождая прелестную лучистую радугу и мириады мерцающих огоньков...
И на этих островах, перелетая с ветки на ветку, с острова на остров, жили белоснежные крылатые белки. И пышношубые бурые лисицы с крупными пушистыми ушами и такими же красивыми крыльями.
А на самом большом острове даже было озеро! Маленькое, конечно... Но озеро! И там водилась рыба, на которую эти летающие лисы охотились, зорким глазом выискивая пухлобокую форель под водной гладью.
И что эта форель делала в озере? А бес ее знает. Но была она на редкость вкусной - Ольфорк знал наверняка.
И почему Ольфорк? Почему он зовет Ольфорка?.. И кто он?..
Ольфрик аж дернулся и открыл глаза. Хватит спать. Голос-то орочий.
- Ольфорк, мать твою! - заорал зеленокожий где-то в лесу неподалеку.
Слышны даже были его шаги по трещащему хворосту. Крупный, грузный.
Уже наступило серое утро, а Пучик пропал вместе со своими пожитками. Вместо него приперся лоб - следопыт, наконец, разглядел его сквозь заросли можжевельника.
Четыре с небольшим альна высоты. Козьи изношенные шкуры, спертый у людей ржавый шлем, сильно погнутый, чтоб налез. И внушительный тесак в руке. Таким Ольфрика он за удар надвое разрубит... ну, может, если по хребту с шеи до копчика, то не за один, а за два.
Хотя если тесак не заточен, что часто бывает, то и вовсе не разрубит. А расквасит.
- Слыш, сукин сын! Я зна, чта ты тут! Ольфорк, сука!
Он топал мимо стоянки, даже не подозревая, что кто-то может прятаться в можжевеловых кустах. На его оголенном зеленом плече был набит кривой рисунок - череп с широкой челюстью, гора и что-то еще.
- У мня слово для тя, сука! Ольфорк!!! - снова проорал верзила.
Дозор, испугавшись, ударил копытом в землю и всхрапнул... но орк даже этого не расслышал за собственным топотом.