Великие Пустыни.
Как ни странно именно урлоки первыми в Обители обуздали волны морские! Что еще страннее, урлоки оказались хорошими моряками, - даже хельги могли бы позавидовать их умению находить среди пустынных океанских вод верный путь! Пусть более возвышенные народы запоминали свой путь по звездам, ориентируясь среди бескрайних морей по небесным картам, зато гигантские ящеры издревле чуяли верное направление собственным сердцем. Или, как говорили урлоки – собственным желудком. Ни одна другая раса не смогла бы понять как урлоки находят верную дорогу для своих вонючих лодок, как запоминают они оттенки вод, запахи морские и даже голос волн, звучащий в каждой местности по своему – мудрые хамарийцы не поверили бы что разумные хрюкокрысы эти способны на высокие размышления, а сами урлоки не умели рассказывать таких сложных деталей. Они просто плыли. Плыли в волнах морских и находили верный путь.
Урломари – те другие. Они унаследовали хамарийскую бошковитость и пустынную приземленность, большой мозг и полную беспомощность в море. А гигансткие зубастые ящерицы-троллоки едва ли могли бы рассказать что-то осмысленное. Говорят, был один такой поэт в пустынях, Ры-Чай Зубб – все норовил тайным знанием поделиться с иными народами, все норовил хамарийцам сложную урлокскую душу приоткрыть, а потом хамарийцы чегой-то с ним сделали. Ры-Чай Зубб замолчал, прикрыл собственные глаза зеленоватой пленкой и до конца дней пялился на звезды, ковыряя когтистым пальцем в собственной левой ноздре…
Может,чего необычного там увидел?
Вообще, дела в седьмом веке текли для Уррычи* просто отменно! В основном благодаря хрюшкокрысам. Завезли их в пустыни с полуострова Мнар, или как это звучало по урлокски, завезли отборных хрюкачей с Мамара - завезли на влажные приморские побережья, где очень скоро нетребовательные эти твари замечательным образом размножились. Следили за хрюкокрысами жрецы, следили маханы и заодно пара десятков мальков с отравленными дротиками в хилых руках. Так заботились о хрюшках в начале века – порой нанизывая головы незадачливых обжор на острые колья. Порой предавая грабителей быстрой смерти, а порой предавая по совету мамочки, смерти довольно медленной
А потом среди урлоков как-то сами собой появились Вумники.
Вумники как-то очень быстро сумели объяснить окружающим что жрать чужих свиней не самая лучшая идеея! В обществе вспыхнул кровавый междусобойчик, а позже, по итогам битвы Вумники придумали будто все стада принадлежат маме, а в отсутствие мамы – пустынные хрюкокрысы принадлежат Вумникам. Вумники эти оказались довольно мелкими засранцами по сравнению с обычными ящерами, слабосильными, но не по урлокски башковитыми. Например, именно Вумники придумали скармливать трупы грабителей хрюкокрысам. Прожорливые хрюшки быстро толстели с удовольствием потребляя тухлую рыбу, грязное мясо хамарийцев и за одним коричневую урлочатину.
Жрать урлока грех! - изрекли вумники.- Это грязно, плохо и в конце-концов невкусно. Особенно если вкушать коричневое мясо вумника…Плохо жрать человечину сказала наша добрая Мама, но зато свинью раздобревшую на человечине вкушать законом большого Па не запрещено!
Чтобы следить за своими стадами, Вумники придумали простую находку – они брали деревяшку, наносили на нее насечки по числу свиней в стаде, ломали деревяшку на две части вдоль – одну часть с насечками оставляя для себя, а вторую для жреца. Если вумник возвращался а число свиней с количеством насечек не совпадало (считали тут же, прямо в загоне, склонившись над визжащими свиньями и помечаая посчитанных при помощи золы) вопящий жрец лишался своей жизни и отправлялся на корм хрюшкам. Сами при этом бошковитые урлоки не работали, предаваясь блаженной лени и ковырянию в носу. Себе для работы вумники нанимали самых тупых, самых сильных и свирепых ящериц из всех какие только водились на Мнаре.
Ящеры эти работали за жратву – вумники выкармливали телохранителей отборным мясом, выдавая положенный заработок салом хрюкокрыс. Случалось, тупорылые сжирали вумников, но вумников это не останавливо. В седьмом веке, толи благодаря хамарийской «шапочке», толи благодаря силе Ма, но вумников в урлокском обществе стало рождаться много. Пожалуй, даже слишком много –в конце века хрюкрыс на всех умных уже стало не хватать. Появлиась даже урлокская поговорка: «умных много – а жратвы-то мало!»
Вообще, о «шапочках» следует сказать отдельно. Придумано это изобретение было разумными хамарийцами, придумано чтобы оглуплять и лишать воли. Манкуртами – так предполагалось называть рабов-урлоков лишенных воли при помощи страшнейшей пытки.
Но как ни странно, кроме Ры-Чай Зубба да пары десятков урломари, манкуртами из урлоков никто больше не стал. Бошка у урлоков плоская и необычайно крепкая, мозг маленький и не шибко умный. По идее, упругая кожа минхочау высыхающая на солнце среди дюн, должна была передавить голову и медленными дикими мучениями, свести свою жертву с ума. Но урлоки отчего-то ума не теряли. Наверное, потому что и не было его у них. Жертвы не мучались а после трех-четырех обрядов, когда истомившикся напрасным ожиданием палачи-хамари теряли бдительность – урлоки как правило вырывались и убегали к себе домой. Убегали не от страха. Скорее, убегали от невозможной жары, счастливо похохатывая от необычных, но очень даже приятных ощущений – с одной стороны розовое мясо хамарийского палача неплохая подмога в пути, с другой же стороны – ношение «шапочки» вызывало в голове некие приятные, невозможно замечательные ощущения! Урлоки даже сами научились изготавливать подобные шапки из крепкой шкуры хрюкокрыс.
…Черепа затягивались до треска в кости – похохатывающие урлоки пьянели на ходу, выдумывая пошлые анекдоты и необыкновенно цветастые истории. А потом странным образом народились в песках Вумники – Кожанные шапки на голове они носили в знак собственного статуса, подчеркивая статусное украшение на голове клыкастым хрюкокрысиным черепом.
Когда армии мамочки в очередной раз надрали несчастным чернокожим недосвиньям их недосвининую попу, Вумники пришли к низкорослым уссам чтобы говорить. Урлоки. Пришли. Чтобы говорить!
По мамарскому обычаю, несли вумников на руках отборные троллоки-маханы, несли с понтами, разбрасывая на пути аристократов куски свиного сама. Вумники пообещали карликам защиту в обмен на грабеж, или смерть в обмен на тот же грабеж, в случае если уссуулы не согласятся. И, как ни странно, гордые уссуулы согласились. Просто, нечего им было уже делать. Большой удав окончательно отвернулся от своего народа и люди изверившиеся в своих богах, убегали в разные стороны.
Клан Мбавоту принял условия урлоков, торжественно разломав лук дружбы. Вумные урлоки мало что поняли в этом высоком обряде, но в конце-концов вечером зажарили пару десятков аппетитных свиней и хриплыми голосами проорали несколько скабрезных песен. Уссуулы заливались горестным фальцетом от отчаяния, поминая древнюю, ушедшую навсегда в прошлое мощь своего народа. А урлоки просто наслаждались жратвой и пением. По утру, разумеется, несколько особо ретивых ящеров попытались сожрать вкусных чернокожих союзников, но благодаря Вумникам, плоские черепа воришек стали прекрасным подарком для кровожадных, искалеченных долгой войной уссуулов.
Хамарийские мужчины выстроили монумент. Был он безвкусен, огромен и омерзителен по мнению хамариек, ибо изображал безобразно слащавых детей, тянувших цепкие лапки к своей безобразно слащавой мамаше. По мнению закаленных в боях хамариек, монумент должен был увековечивать победы женщин и прославлять воинскую доблесть, устремляясь ввысь горделивой фигурой песчаной воительницы, облаченной в медные доспехи и с копьем наперевес. Желательно, чтобы рядом с хамарийкой ярился преданный минхочау, а гордая нога крепкой хамарийской самки попирала бы хилое тело сокрушенного уссуула.
Но такого монумента в Хамарии отчего-то не было. Страна прирастала новыми территориями, землями и городами, но мужчины своих женщин благодарить забывали. Сами хамарийки отдаваться материнству не стремились, всё чаще отказываясь от брака и собираясь в женские общины, чтобы умереть в войнах с честью и гордостью.
Посмеиваясь на стоянках, женщины делились сплетнями не забываясь пройтись по несчастному создателю монумента.
- Хэй-ла, наверное эту дрянь сотворил кто-нибудь из манкуртов! Из оскопленных манкуртов урлокая-байю, ая-яй-яй, ха-ха-ха. – Девицы дружно рассмеялись поблескивая желтыми зубами, потому что это была любимая шутка седьмого века благостной Хамарии – мужчины придумали делать из урлоков манкуртов и оскоплять ящериц. К несчастью, ха-ха-ха! Ящерицы эти оказались бесполыми и мало кто из хамарийцев мог сказать – кто из урлоков женщина, а кто мужчина.
Прижигали на всякий случай всех – вот только ящериц от этого меньше не становилось.
- Говорят, последний урлокая которого пытались обратить в манкурта с гоготом перебил своих мучителей!
- И отожрал ногу главному стражу!
- И зажевал его яйца…
-…Было бы что жевать. Ха-ха-ха.
- И повесил его короткий уд на голову в качестве украшения…
- Сестрицы, поднимем же бокал грибной настойки за длинные мужские уды!!!
Перебрасываясь свежими сплетнями да грязными анекдотами, отважные хамарийки встречали седьмой век со смехом. И действительно, - есть чему радоваться! Разгромлены богомерзкие карлики на севере. Заселены тропические острова на далеком юге. Теплые, щедрые рыбой воды. Тенистые рощи. И невиданные ранее плоды дарящие наслаждение желудку. Червь должен быть доволен. Хамарийки постарались на славу, но мужчины, словно не замечая стараний своих воительниц, даже языку брезговали обучать.
Напряжение повисло в воздухе – тяжелое, душное, словно мрачное затишье перед пустынной бурей. Пустынного джеха – вечного призрака мертвых, в бутылку не загонишь. Джеха исполняющего желания можно лишь выпустить из глиняной бутылки – но вырвавшийся дух, назад в бутылку прятаться не будет. Пусть хамарийки глупы с точки зрения мужчин – но именно их доблесть приносит Хамарии победы три века подряд. Расширены территории. Новые земли и новая большая торговля приносит доход почтенным баям. А вчесть женских побед даже памятника не установили.
Зрел гнев. Выспевал неторопливо словно плод пустынной дыни. Предвестницей грядущих потрясений стала Гамаюн Печальная.
Потерявшая на войне глаз, изуродовання и хромая, это гамаюн путешествовала по стране, наполняя женские сердца ненавистью. Рассказавыла о годах войне, рассказывала о мужском бессердечии. Поминала манкуртов.
- Думаете эти пыточные кожы придуманы ради урлоков? Вай-вай-вай.. Нет, сестры мои, завтра их оденут на нашу голову. Оденут, если мы не возжелаем бороться!!! Тхам-ла! Мужчина берет себе женщин как товар, отцы продают девочек не спрашивая их воли. Мне было пять, когда мой отец продал меня младшей женой в гарем к почетному работорговцу. Так-то. Моя мать – забита женщина, всю жизнь исполняющая волю своего мужа, моего отца. Ей не разрешали говорить на мужской половине, не допускали до любой сложной работы – даже горшки мой отец лепил сам. Безделье. Аргаш – самое страшнее проклятье Самума! Но мой отец заставлял жить мою мать в безделии. Лишь черная работа от рассвета до заката…. Но это леность, если голова занята только презренными черными делами. Аргаш – черное бездумье. Женщинам не разрешают торговать, не разрешают думать.
Жрецы в храме дают ключи письма чужеземцам – даже проклятые заморские чужаки удостоены этой чести. Даже жукоглавые насекомые хешт! Но нас ключу никто не учит. Три века нашей кровью Хамария расширяется и три века, положение наше становится лишь хуже день ото дня! Они называют нас глупыми, сестры мои, но разве мы глупые? Разве не наши глупые руки уничтожили людей-головешек на юге?
Кровавым медным блеском посверкивал на горизонте грядущий бунт. Словно предчувствуя нечто страшное нависшее над ней – Хамария отчаянно развивалась, каждым днем своим умножая богатство баев. Пенными реками текли доходы. Процветала торговля с заморцами. Стараниями хамариек укреплена границы с урлоками и даже урломари нашлось дело – плавать на хельговских лодках к островам, и привозить оттуда невиданные раннее товары.
Впрочем. Словно вестники грядущего шторма на горизонте объявились «Дубленные» – успешные мускулистые баи очень нравившиеся Червю. То были хитрые, умные хищники. Предчувствуя скорое падение Жирных, Дубленые подпитывали гневом обиду хамарийских женщин. Плели интриги против жирных, поговарили о жестоких временах итребовавших жестоких решений. Это они изобрели технологию манкуртов. Это они изобрели прижигание. Это они посоветовали Червю оскоплять на площадях воров и обращать в рабство проштрафифшиеся семьи Жирных. Они предлагали много нового. Страшного. Невиданного.
Священная традиция или уничтожение прежней Хамарии в суровых переменах? Страшный вопрос стал перед червем в Седьмом веке.
И покуда мучились хамарийцы, сталкиваясь в извечной борьбе между мужчинами и женщинами, хеши не обременяли голову столь возвышенными проблемами. Есть королева. Есть кошми. Не мужчины, не женщины, как и сам Нештек Упорядоченный – бесполые, непознаваемые насекомоглавцы. Остро чуждые для простых людей. Пахнущие мускусом и прокаленным, железистым песком. Отвратительные с точки зрения человечьих рас и вполне гордые собой.
Общество – всё равно что строгий шестигранный улей. Крепкое – как цемент хешелюдиков. Нет волнений, нет сомнений, в седьмом веке, как и века назад фаланги хешей шли на марш. И что это было за зрелище! Бой щитов и слитный тяжелый шаг, позвякиванье увешанных всевозможными украшениями боевых пурров и величественная фигура царицы, управляющей всем этим движением. Хеши на марше – содрогнись, упади на колени несчастная обреченная Умлаба – разорены твои земли, опрокинуты и уничтожены тотемные столбы в честь великого Уссуу. Нет больше удава, только красное солнце Нештек царит в зеленом небе. Тускло-бесконечном.
Легко прошли хеши опрокидывая своих ослабевших врагов, ступая по мясу и костям. Уничтожая. Вышибая. Разрушая!
Следом за армией хешей следовали падальщики – пустынные шакалы, ястребы, неутомимые труженики дикие хешелюды. Шевелились в песках минхочау, гром-змеи лениво пожирали выживших. Армия хешей была лишь острием смертоносного копья – не терпящая слабости пустыня добивала обреченных уссуулов. А потом, чернокожие выступили из Умлабы вместо стрел неся дары и последнюю пищу, оставшуюся у этого сокрушенного народа.
- Дары мира. Уссу мертвый. Нештек живой. Мы сдаемся на вашу милость
Устойчиво Общество Хешт. И все же, даже невиданные города хешелюдиков крошатся в зубах всемогущего времени. Выветривается цемент, стираются грани…
Однажды, исполнительные кошми повстречали своих давних опозоренных братьев – оэш байю.
Униженные. Веками тупые. Оэш-баюны вызывали стойкую жалость простого народа. Купцы занимающиеся меном с хамарийцами рассказывали страшное – покрытые гнойными корками рабы-хеши. Множество их! Сокрушенных изувеченных созданий. Закованных с младенчества в кандалы, отупевших от непосильной работы – на плече каждого выжжено клеймо рабовладельца, слепые глаза не способны отличить жирного хамарийца от собрата хеша.
Разве может царство разделиться само в себе? Разве может единый улей оставить своих братьев? Молчаливые труженики хешелюдики не задумывались о таких презренных делах. Хешелюдики возводили города подчиняясь строгому математическому порядку. Но хеши не просто насекомые. Сердцам их ведома жалость и сострадание. Люди всего-лишь люди. Гладкокожие твари со странными, нелепыми отростками вместо голов. Но хеши. Хеши творение Нештек. Его голос и его Сила. Разве можно оставить братьев своих в беде?