Бурые Горы.
Высокие горы, изломанная земля. Жирные реки рыжей лавы лениво стекают в море, паром возносится к небу фырчащая грязь. Усинги идут на войну. Не единым строем, нет. Неуловимые коты лесными тенями мелькают между деревьев – их не услышишь, их не почуешь. Гордые тени! Раконр даровал усингам чуткий слух и мягкие лапы. Коты нападают внезапно, страшно. коты нападают как единая стихия!
Дружный клич рогов, разом вспыхивают заготовленные факелы, грозный мяв оглашает ночь и бой начинается.
…На сей раз, однако, сражались гордые коты не с покорными динями. Враг страшнее, опаснее, жестче появился на горизонте. То проклятые работорговцы моря, нападающие внезапно, не объявляющие войну, но захватывающие людей в горький плен! Блеск когтей, грозный ряв.
...И несколько лучших, свирепейших охотников захвачено в плен – им оденут на шею деревянные колодки, свяжут крепкой веревкой и отправят на далекие пиратские острова, чтобы там изломав волю и память, пытками болью черным и страхом, превратить в бессловесных, исполнительных рабов.
...
В пятом веке большим котам сопутствовала удача. Коты научились плавать по морю и смогли заселить неведомые прежде земли. Приручили непокорных быков ргрутто. По началу, множество котов погибло на рогах этих гордых и прекрасных животных, а потом мудрые женщины усингов смогли постигнуть суть ргрутто – для приручения годятся лишь самки, немногих самцов необходимо жестко выбраковывать и оставлять для разведения лишь самых покорных, надежно изолировав быка в крепком стойле и стараясь держать его подальше от спокойных ргруттиц.
Животноводство быстро прижилось на кошачьих землях изменив привычный уклад общества. Постепенно, гордые правительницы уходили в прошлое, и все чаще типпи вождя занимал мужчина. Женщина же сшивала шкуры и пасла тихих ргуттиц. Закладывала корм, доила и следила чтобы дикие животные не нападали на беспомощных, пропахшим молоком да луговыми травами, глуповатых телят.
Мужчины плавали на лодках, покоряли бушующие моря и отправлялись в неведомые сражения. Однажды, коты нашли далекие острова и вместе со своими семьями, сумели заселить эту малую землю, затерянную среди бесприютных морских волн. А потом пришли дикари-магнейцы. Пришли чтобы убивать, грабить, жечь деревни и уводить людей в вечный плен…
Не теряли времени зря исполнительные дини.
Засеивали поля, обрабатывали жирную тёплую землю, радовались свои маленьким радостям, и воевали с мятежными котами. Горячая. Смелая авантюра! Впрочем, нет. Дини долго готовились к этому походу – точили кремень для дротиков, заготавливали стрелы. Шептали молитвы пред каменными идолами Диня и следили за неприятелем
А потом напали единым серым строем!
По началу врага удалось опрокинуть - гордым маршем дини двинулись вперед, освобождая для себя новые леса и предгорные, зеленые земли. Курились чадным дымом горы, дини шли в ногу сокрушая своих врагов коллективной, мощной силой. И коты поддались! Потухли, словно уголь в воде. Поредели, раздавленные единым дружным cтроем. Дини завоевали для себя немного земли (47.27), но далее уперлись с динь-донгов.
Похожие на самих диней, свирепые четырехрукие убийцы оказались всего-лишь дикарями-людоедами, неспособными внимать человечьей речи и горячим убеждениям. Как лава прогрызает горящую плоть лесов, заставляя живую землю содрогаться и стонать человечьим голосом; так и динь-донги врезались в единый массив шагающих диней. Отважно сражались маленькие мураши, со свистом рассекали упрямые стрелы пропахший кровью воздух. Но по прошествии несольких месяцев наступление диней было сломлено. Кошмарные динь-донги погубили слишком много жизней.
Велика скорбь народа! Много печалей обрушивается век за веком на хрупкие плечи работящих муравьев. Последним камешком ломающим хребет небесного муравья, стала череда неудачных битв с динь донгами.
В обществе поднялся плач. Людьми овладело уныние. Едкое, беспросветное отчаяние впилось в грудь. Зачем трудиться, зачем встречать по утру обжигающее солнце и сажать манный початок, если Динь наказывает свой народ черными горестями век за веком? Если гибнут люди от болезней, если гордые мужи находят свою смерть в кошмарных когтях дикарей донгов?
Диньддхартха сочинил горький рассказ о годах лишений несчастных диней. Спел свою песню и выбил значки на камне, пиктограммами изображая собственные чувства. Рассказ получился грубым, - выбитый на камне при помощи рисунков и схем он утратил большую часть своего горестного очарования. Поблек, потеряв эмоциональный, черный настрой. Но то был рассказ. Примитивный. Грубый. То был рассказ увековеченный в письме!
В Пятом веке сигларийцы искали новых земель, приключений и достижений. На родном острове наступило благостное затишье – ведь многие отчаянные сорвиголовы рванулись на Бурый Материк!
Склоки, небольшие междоусобицы, счастливые примирительные пиры где люди обпивались соком забродивших ягод и объедались вкусным мясом невиданных прежде зверей. Стоили деревушки – чаще обособленные друг от друга, ощерившиеся частоколами да оборонительными валами. Народ был разобщен но весел, полон надежд и счастья. Хутора. Выселки и мелкие деревушки украсили землю Нового Стагнума
Окрыленные надеждой сигларийцы даже городище поставили, небольшой религиозный центр во славу Алькувира даровавшего своим детям новый мир.
Городок прозвали Марис. Жителей в нем немного, но есть и свои сторожилы – крепкие семьи охотников, не откочевывающие со сменой сезонов на родной остров.
Окрыленные удачей сигларийцы путешествовали по морским волнам. Обогнули Стагнум, поглядели на изрезанные песчаные берега со стороны моря. Поразились небольшому размеру древней материнской земли. Сложили несколько песен и баллад. А потом повстречались с магнейцами - проклятые белокожие рабовладельцы сначали предлагали белый порошок на обмен, а к концу века, рабовладельцы именующие себя просвещенными магнейцами начали нападать и захватывать людей в плен. Сигларе не знали куда они пропадают. Чахлые лодки морских бродяг не могли поспеть за необычными магнейскими судами.
У костров поговаривали, что ничего хорошего с пленниками не происходит…
Земля Нового Стагнума также оказалась червивым плодом – сигларийцы столкнулись с племенами проклятых, позабытых уже врагов, динь-донгов. Ужасных творений премерзкого Т-Хиня.