Трехречье.
...Туманные перистые тучи рыдают над Иберикой, худой ибериец потрясает жилистой рукой, возмущая народ на большом собрании:
- Я, и четверо моих сыновей гнут свою спину от заката до заката на этих богом проклятых полях, хотя каждый знает, что Торн благословляет лишь насилие и войну, а вовсе не глупый труд земледельца! Но ради чего мы гнем свои поганые спины? Кто мы здесь, что мы здесь?! Твою мать!!! Дерьмо тобоса – вот кто мы есть! Проклятые пэры берут мою дочь по праву первой ночи, пэры объявляют себя правителями и рассказывают сказки о великой Иберике.
Человек, стоя по щиколотке в грязной жиже с силой рубанул воздух измученной рукой. Стоял он на главной площади Великого града Андаалеса, - скопище серых покосившихся хижин, чавкающая под ногами грязь и едкий запах человеческих испражнений. Здесь же торговцы расхваливают своих меланхоличных кунов, здесь же развратные женщины, опившись иберивом, раздвигают ноги приглашая путника в соседнюю палатку – провести ночь в радости среди этих отвратительных старух. Мычат быки. Гниет под навесом собранное в кучу зерно.
Гигантские булыжники засиженные воронами и относительная чистота посреди этого месива людских жизней – Главное капище Торна, там порой приносят в жертву пленников-люгеров или своих же зареченцев. Самая большая и уродливая хижина - хижина Андалов. Говорят, они называют себя великими правителями – шкуры у них получше чем у всех остальных а иберева они пьют вдвое больше! Здоровенные сараи вблизь их родовой хижины полнятся зерном и быками
Полуголые, лишенные одежды – с деревянными бусами на шеях, с костяными браслетами на запястьях, они величают себя Грандами!
- Чаво они дают нам? Своих распутных попользованных десять раз девок и тухлое мясо тобосов? – Ибер растянул в ухмылке беззубый рот. – Я должен двигаться со своими быками по непролазной грязище шесть недель, шобы менять свой товар на рынке Рейны. В пути меня пытаются ограбить лесные братья, пытаются убить одичавшие крестьяне дикоземья, в пути я мерзну и болею, мой кун околевает от вечной сырости, а когда я прихожу сюда в благословенный град Торна, мне болтают сказки о грандах, пэрах и прочей дряни! Я должен отдать свою жратву жирным пэрам - потому что это говно лучше меня! Будь они все прокляты!!! Я живу среди крыс, мои дети питаются крысятиной! Я не вижу смысла во всей этой затее. Что это такое, Иберика? Мои деды прекрасно жили среди лесов не ведая о больших свершениях. Они не копались в грязи, они убивали во славу Торна, пили ибериво и попадали в Иберхаллу счастливыми! Я тоже собираюсь отправиться на восток, на свободу. Зачем мне трудиться здесь? Чтобы существовать словно крысе? Чтобы дохнуть в грязи и слушать поганые сказки про величие Андалов которые ходят с такими же голыми жопами как и мы, простые смертные! Ха!!!
…Боец тяжело закашлялся сплевывая на землю алую слюну. Врядли Торн даст ему столько жизни, чтобы этот несчастный, умученный жизнью человек сумел добраться до противоположенного берега Орты.
О многом мечтал честолюбивый гранд Бренн, о песнях, о славе, о месте в истории где люди назовут его великим. Увы. Правил он всего лишь полуголыми дикарями, правил в четвертом веке и правил народом жестоким и своевольным. Силой покорив небольшой клочок земли зареченских иберов, Бренн основал там город Алроссу- в мучениях погибли непокорные вожди, их семьи, их непокорные дети. Страхом, болью и черными пытками, удалось привести к покорности несколько племен. Горели целые деревни, падали на землю древние идолы лесников. Кто-то сумел убежать. Лесным пожаром распространился зареченский бунт
Даже голодный урлок испугается иберской ярости!
Долгим мучительным криком отозвались проклятья зареченцев. Говорят, горы задрожали и реки вспухнули пенными волнами. Так силен был гнев опозоренных лесников.
- Ашар-р-рва!!! Будь ты проклят, андалский ублюлок, мы проклинаем тебя и обещаем мстить до конца времен! – Так поклялись уцелевшие вожди восточных племен. Так, в кругу священных камней принесли они в жертву Торну своих первенцев мужского полу, семейной кровью скрепляя священное обещание. Убивать Андалов всегда. Везде. Каждый день и каждый век. Не покоряться! Жить ради мести. Жить, покуда живы отпрыски Андалов.
Последней жертвой стал поганый предатель Анвилл и его так называемые пэры. Людей сожгли на костре как трусов – предварительно вырвав языки и удавив вонючей веревкой – пусть Торн видит каких поганых трусов ему посылают на суд! Предателей осквернивших дружбу древних дней.
Не в силах зареченских дикарей сокрушить гордый град Алросса. Но в силах отстоять свои восточные рубежи – здесь была основана вольная республика с выборным вождем. Люди Андалов истреблялись жестоко и страшно.
Будь молодой вождь Бренн мудрее, он бы сумел постигнуть, что не в крови Иберов подчиняться. Не в крови принимать правила. С радостью откликнулись бы восточные иберы, призови их Бренн на войну против проклятых фоу или против люгеров, но предательство четвертого века, выборные князьки и огонь принесенный Андалами в земли зареченцев навек разрушили старый мир.
Горькой выдалась старость Бренна. Множество его лучших людей погибло в бесконечных стычках с восточными иберами, провалился поход к диким землям. Не было удачи в руках вождя, пеплом пошли великие задумки. Презирая мирную жизнь, земледельцы запада всё чаще снимались с обжитых мест и убегали на восток. Пэрры желая удержать крестьян, обкладывали людей все более жестокими налогами, все более похожим на рабство, становилось существование простого ибера. Пэрров начинали ненавидеть. Воины Западной иберики все чаще задумывались – где она, великая война ради которой создан благословенный народ Торна? Где они, благие свершения и яркие трофеи для праздничных залов Великой Иберхаллы?!
…Они пришли к люгерам, злобные, яростные вечные враги.
Их желали убить здесь же, забить камнями и деревянными палками, вечных, жутких противников, убийц и ночных извергов. Но что-то не давало люггерам дать выход своей мести, возможно, воля Селестии. Возможно. Память о высоких но пустых словах Аликорна…
Каким-то чудом горделивые, бескрылые варвары сумели выжить – покрытые плевками и синяками, они шли сквозь строй люггеров не опуская голов. Гневом сверкали серые глаза, белые зубы вонзились в губы. Они не стонали, когда кто-нибудь кидал камень в лицо, когда в них швыряли грязью и помоями. Когда женщины рвали их длинные волосы и с воем, вонзали свои ногти в их лица.
- Убийцы, убийцы, убийцыыыы!!! Где мой Ясень? Где мой сынок Лист? Куда вы забрали их, проклятые убийцы!!!
Через некоторое время, окровавленных гонцов привели к Аликорну. Скрежеща от омерзения, подергивая губами от злости, вздрагивая и заикаясь от невыносимого презрения к люгерам, они все же сказали свое слово.
- Мы хотим заключить долгий мир с твоими выбля…людьми. Во имя Иберхаллы, мы склоним головы пред тобой, лошадь, если ты пообещаешь сокрушить наших вечных и поганых врагов Андалов! Мы много сражались с вами. Вы хиляки. Но мать вашу, вы хиляки с достоинством! А не поганцы из племени Гато…жалкие трусливые лжецы нарушившие собственное слово. Мы сотворены иберами во имя Торна!!! Объяви войну, лошадь, и сотри богомерзкую иберику с лица земли, а мы тебе в этом поможем! Если ты откажешь нам – всю ярость мы направим на твою землю, каждый люггер познает муки вечной Ашшарвы, царства предателей и глупцов.
Прими нас под свои крылья, лошадь! Поведи нас на страшную войну, лошадь, мы не подведем. Ради того чтобы сокрушить премерзких Андалов, мы готовы принести самые тяжкие жертвы!
В четвертом веке сложную задачу поставила жизнь перед Фоу, прежде радостные и безмятежные, люди эти в четвертом веке решали сложные философские вопросы: что лучше? Заботиться о своем благе или о благе общества?
Привычное к пыткам и кровавым развлечениям общество разделилось, впрочем, пока что разделилось мирно и без кровопролития. Просто одна часть фоуветян до сих пор считала, будто приятной приправой к собственным эмоциям будет чужая боль и едкая, агонизирующая мука. Вторая же часть, обратившись к новой вере гуманизма, постаралась задушить в своей душе тягу к садизму.
Общество грызли перемены. Неохотно исчезали фоэйгья, все чаще предпочитая защищать свою влать при помощи Искушенных.
Так, в четвертом веке к власти медиаторов присоединились две управленческие ветки. Искушенные ведали войнами и охраной границ. Всё же, совсем без жестокости в этом мире не прожить! А Покорные, занимались дипломатией и духовным развитием общества.
На словах то звучало мирно. Но в реальности, под ярким солнцем Обители, довольно часто происходили стычки между Покорными и Искушенными. Медиаторы ломали свои мудрые головы, как примирить эти две стороны общества – но пока что, все складывалось так как складывалось. Иные общины хозяйствовали мирно, иные общины стонали под жестоким игом Искушенных, в иных же общинах царили безделье и разврат.
Зачем работать, когда все общее? Зачем стараться, если плохо быть богатым фоэегья? В конце-концов Оверсир бог удовольствий и хорошей жизни, следовательно, нужно наслаждаться погожими деньками, холодными ночами и игрой на дудочке.
Разленившиеся жирные бездельники очень скоро пополнили новую касту общества фоу. То были Толстуны. Изнеженные комки плоти, чаще всего проповедники культа неги. Собирая с людей дань, в обмен на уроки радостей, Толстуны путешествовали по стране питаясь как они утверждали, росой и солнечным светом:
- О фоуветяне! – Вещали толстуны, потрясая бугристыми сальными животами. – О простой фоуветянин, услышь правду! Нет смысла работать в мире Оверсира, то глупое и вредное времяпровождение. Отбрось груз житейских забот и стань исповедником Неги. Все общее в этом мире – значит, всегда найдется тот кто поработает вместо тебя. Если ибер придет унести твою душу во мрак – не сопротивляйся и не поднимай оружие, друг мой. Будь таким я. Питайся росой и солнцем (толстун нежно рыгнул), дай мне свою пищу, чтобы я уничтожил сию непристойность во славу Оверсира! Я делюсь с тобой свои навыком согласно заветам Оверсира. Будь ленивым, будь неисполнительным и нестойким, только тогда ты разгадаешь суть жизни. Отдай мне свой дом, свою жену и свои накопления – я избавлю тебя от этой пакости во имя неба!
Помимо толстунов и последователей их учения, фоуветянам пришлось столкнуться с чем-то новым и жутким. Не кровавые иберы изредка приходившие для мена, испугали фоу, ни даже карлики-уссулы, странные и малопонятные чернокожие твари. Нет! То были АСКИ.
Отвратительные и жуткие ящеры спустились со своих высоких гор, растревоженные катастрофами третьего века. Аски прижились в проклятых рощах севера, размножились и начали охотиться на фоу. Защищенные броней, крылатые и стремительные – огнедышащие аски порой разоряли целые деревни.
«Толстуны» призывали не сопротивляться ящерам и принимать свой рок безропотно. «Покорные» предложили поговорить с новым врагом и попытаться уговорить его не вкушать плоти фоу. «Искушенные» сказали жестко – их нужно убивать, истреблять, потрошить и сгонять со своих мест!
Так складывалась жизнь на берегах озера Куч-Бехар.
Далеко на востоке же, жизнь Па изменилась совсем в другую сторону.
Большую часть года в стране панийцев лил дождь, с гор наползали туманы изредка оборачиваясь снегом или мелким градом. В солнечный сезон, подгорные снега таяли и край напитывался влагой. Щедро разрастались травы, расцветали зачахшие деревья, колосились поля, невиданные животные возвращались стадами из сезонной миграции.
Панийцы радовались недолгому щедрому лету, веселились погожим денькам и устраивали игрища. К несчастью, летний сезон заканчивался слишком быстро, и ледник вновь нагонял дожди да промозглые, вечно студеные ветра. Впрочем, в четвертом веке благодаря мудрости Бармаглота, па научились ткать.
Далеко не каждый паниец способен создать из разрозненных нитей кусок целого. Работа эта тяжелая, утомительная, медленная. Большинство Па очень скоро забросили эту неинтересную штуку. Большинство, но не все!
Небольшой класс усидчивых ткачей очень скоро обучился создавать великолепные полотнища. Товар этот был страшно дорогим – множество еды, множество оружия можно выменять на бесценный кусочек ткани! «Усидчивые» разбогатели. Теперь они могли позволить себе питаться лучше остальных, выкупать оружие и даже нанимать для охраны собственных жизней неприкаянных воинов. Теперь они одевали свои тела пестро и ярко, заплетали волосы в странные прически и размалевывали лица яркими глинами – то было признаком богатства. Посреди окружающей серости – украсить себя самыми пестрыми цветами!
Внутренняя торговля расцвела, с внешней, к сожалению для Усидчивых, панийцам везло меньше.
Тугодумные бхараты все еще помнили о шутке первого века. Лесные же карлики едва ли были способны понять человеческое общение. К концу века, лесные карлики и вовсе замучили панийцев постоянными набегами да воровством. Зубастые карлики называющие себя рен, то и дело сжигали поселения панийцев, истребляли страшно дорогие ткани, воровали еду и малевали на стенах панийских жилиц картинки детородных органов.
Вообще, на забаву Гаудиума, рен вели себя точь-в-точь как Па в первом веке. Впрочем, на этот раз Усидчивым было не до смеха. Слишком дорого стоили ткани, слишком тяжел был сбор подходящих для ткачества рстений, слишкой мерзко текла дождливая жизнь, чтобы мириться с постоянными набегами ренов.
К сожалению, помимо тупости карлики еще оказались и свирепыми. Стоило лишь однажды панийцам сунуться в дождливые и дремучие леса ренов, как карлики моментально объявили священный бой, истребили всех воинов и привязали их мертвые тела к высоким деревьям.
Так была обозначена граница. За нее не заступай! То есть рены-то заступали, а вот арлекинам вход на священные земли Чжу-Укуня заказан!
Рены в четвертом веке сумели приручить диких свиней!
Мощных клыкастых тварей, одновременно злобных но довольно умных, как это ни странно. На них же, единственными в Обители, рены научились ездить верхом. Городищ карлики не строили, зато радостно покусывали панийцев – нападая на их поселения, грабя и воруя. Так и текла себе жизнь развеселых орков. Весело да сытно, во славу Чжу Укуня!
Жизнь бхаратов текла немногим разумнее. Они тоже слегка подмучивали панийцев, пели песни у костров и умоляли вернуться темнейшую Кали. Бхараты забыли заветы мудрых жрецов и вернулись к существованию первого века.
Голые дикари вооруженные каменными топорами: Женщины собирают пищу – мужчины воюют между собой и отгоняют от костров диких зверей.
Некоторые бхараты, правда, сумели приручить коней и выучились ездить верхом. Седла украшались панийскими головами, а наворованные ткани шли в жертву для Кали. Мало кто возжелал молиться искушенному Бване. Потому в четвертом веке, сжалившись над примитивным житьем бхаратов, к этому несчастливому племени пришел Дарунеш.
Иные из жрецов, наглотавшись дыма сладких корней утверждали – Скоро, скоро все изменится!