Будь Эра чуть менее горячей сейчас, она бы смогла оценить глубину прогиба рыцаря. Ридд вышел из ситуации аккуратно, дерзко и с достоинством - Веский бы оценил. Веский бы такому присвистнул. Вот только Эра - не Веский, девушка лишь кивнула, удовлетворившись тем, что Ридд вырубил альфа-самца. Нет, писец отнюдь не метила в альфы, просто не могла поступать иначе, не была научена. Болезнь Пауля научила Эру действовать, действовать вот так: всегда, при любых обстоятельствах, разбивая в кровь руки, переть нахрапом вперед. Это защита от бессилия, которому - Эра знает - только позволь завладеть, сломаешься. Эра не выносила бессилия и безостановочно искала решения в борьбе с невозможностью.
Кто угодно понял бы это в ней, знай, что скрывала черно-белая фотография, всегда носимая девушкой с собой в одном из внутренних нагрудных карманов, под сердцем.
Веский тогда придумал о ней.
Когда ты идешь вот так,
Напролом
Словно ты - цунами,
Стены колотишь лбом,
Как лавина, как лава,
И цель торчит из твоей груди,
Трепеща на ветру, что знамя.
Когда ты идешь вот так,
Я боюсь,
И любой, кто увидит, сбежит
Я знаю, откуда такое в тебе
Проклинаю за это жизнь
И боюсь оказаться на твоем пути
Боюсь, позабудешь, кто я
Решив что всего лишь песчинка
Раздавишь
Когда ты идешь вот так,
Такая,
Ничего не видя, никого не любя,
Мне хочется стать морем,
Поющим зеленым холмом,
Туманом, небом и светом,
Теплым весенним днем...
Спеть тебе песню или просто обнять тебя.
Эра обожала это творение Веского, но так и не призналась в этом автору, она всегда отмахивалась, говоря: "Это ты не обо мне, это какая-то вымышленная Эра. Сильная. Не я".
Лойда писец не удостоила даже взглядом, скрыв таким образом свое раздражение его "может хватит". Девушка только кивнула решению.
Посмотрела на Тильберта:
- Тиль? Что ты станешь делать? Где мне искать тебя в случае чего?