ссылкаРегине совсем не нравится все, что ей говорят, кроме...
Они достигли Ренессанса.
— Это прекрасно.
Тихо говорит Регина так ласково, как будто бы эта женщина смотрит сейчас на цветок, подаренный возлюбленным. Она говорит с любовью об оружии, она не умеет иначе. Регина — боль, ее рана не заживает, Ястреб кровоточит душой ежедневно, и кажется ей, что сопротивляться больше нет сил. Сегодня она сумасшедшая, усталая сумасшедшая.
— Свяжитесь со всеми, успокойте людей, — привычно раздает гладкие указания Барреа, заметив наконец, что других вокруг слишком много.
Она оборачивается, мутные впалые глаза, уставшие глаза осматривают тех, кто идут с нею.
"Зачем они все идут за мной?"— Сильвия, спасибо вам. Поспешите к Ренессансу, к Фрайзеру, отыщите вашего пилота.
Это прощание. Это означает: "займитесь своим делом и оставьте меня в покое".
— Мощностей Ренессанса хватит, чтобы уничтожить дворец вместе с бункером, ведь хватит, Адам?
Это прощание. Это мольба: "скажи "да", пожалуйста, Адам, даже если "нет", скажи мне "да", уверь меня в том, в чем мне так нужно сейчас увериться!".
— Уходите, уходите отсюда все. И найти Феникса, я обещала Бритве...
Не Ястреб и не лидер Сопротивления — она помешалась сегодня, сейчас, когда она на пороге, но не может достигнуть желаемое, она воровайка Регина. Грим сошел с лица.
— Уходите...
Тихо нашептывает голос и умоляют глаза женщины, которая на грани. Здесь Рубеж, который она не перейдет, она не хочет переходить, после смерти Бормана нет для нее жизни, она не из тех, кто способен строить мир, она любит только смерть.
На этом все, здесь конечная, и не нужно спасать ее, не нужно уверять в наличии пути после — это невозможно. Она, пожалуй, уже мертва. Давно.
Можно выбрать нестрадание, но порой страдание выбирает тебя.
Та, которую выбрало страдание, идет глубже и криво улыбается корявому приветствию.
— Меня зовут Регина Барреа.
Ей хочется, чтобы он запомнил ее фамилию, хоть и знает она, что Борман не запомнит. Борману плевать.
— Почему так, Борман? Почему сейчас так? Почему не иначе? Кто задушил тебя, прежде чем ты стал душить других?
Она тоже теперь умеет душить и как поистине жаль, что Бормана — единственного, кто по-настоящему достоин быть задушенным ею — она задушить не в силах. Она не может даже коснуться: тонкие пальцы бессмысленно скребут по двери.