— Мне чужда вера в вещие сны, — Парсифаль притянул Эву к себе, скользнув левой ладонью по её лопаткам. Правой он всё так же осторожно сжимал ладонь шипа — но под впечатлением от снов мы можем порой совершать поступки, ведущие к исполнению «пророчеств», сами не замечая, что нами движет. — храмовник наклонил голову так, что его подбородок коснулся копны рыжих волос — Твоя «белая тень» не грозит тебе в любом случае: я не ищу убежища у Шипов, как и славы твоего проводника-избавителя.
Он простоял пару долгих минут в молчании, словно пытаясь согреть её своим дыханием и телом.
— Некогда твой мир рухнул. Мой до сих пор лежит в руинах. Признаюсь: сильнее всего я хотел бы оказаться далеко отсюда, рядом с таким человеком, как ты. Но у нас остался общий долг перед одним большим миром — нашей страной, по крайней мере. Даже если каждый из нас выживет после грядущего предприятия, то вернётся в свою среду и будет неизбежно поглощён ей. Связь прервётся. Вернее, если мы не прервём её, тень ренегатства действительно падёт на нас, пустив прахом наши старания.
Огрубевшая ладонь разжалась, отпустила руку Эвы и коснулась её щеки. Парсифаль заглянул в глаза спутницы — в свете факела они были почти чёрными, с едва заметной зелёной искрой.
— На берегу Янтарного залива стоит Химмельштадт. Это тихий портовый городок, там я бывал совсем молодым. Отправляйся туда, если сможешь оставить свои леса и захочешь увидеть море.
В тот город он хотел вернуться, сбежав однажды из Башни, и стать простым рыбаком там. Теперь он сделает это только если доживёт до тех времён, когда между фракциями установится мир. О чём даже не упоминает, адекватно оценивая шансы.