На американской армейской раскладушке сидел, держась за бок, немолодой уже мужчина в майке-алкоголичке и трусах, с трёхдневной щетиной.
— О-ой, — протяжно простонал он.
— О-ой, — в тон ему откликнулся юноша в нейлоновой рубашке и шортах, на карачках переползший по полу с одного места на другое, без видимого смысла.
— Ох, — прокряхтел мужчина.
— У-у-уф, — заскулил юноша.
Некоторое время прошло в нечленораздельных вздохах. Натешившиеся китайцы из-за стены, наверное, могли подумать, что лаовай со своим китайским служкой занимаются какой-то особо извращённой формой содомии, медленной, болезненной и жалостной.
— Немолод я уже, чтобы меня бить, — наконец подал голос Эвандер.
— Ох, — простонал Билли, у которого причин жаловаться на возраст не было.
— Бывало и хуже, впрочем, — рассудительно сказал Эвандер.
— Бывало, — тяжело согласился Билли.
— А сколько у нас денег, Билли? — понизив голос, спросил Эвандер. Здесь нужно следить о том, что и как говоришь, — из-за стены всё слышно.
— Пара сотен, наверное, — ответил Билли, и, совсем уж сбился на шёпот, — мне проверить тайник?
— Не надо, — махнул рукой Эвандер. — И так ясно, что тысячи до завтра мы не соберём.
— А что делать? — вскинулся Билли. — Может, убежим?
— Ку-уда? — протяжно вздохнул Эвандер. — Назад в Китай, что ли? Так там война.
— Можно в Европу или в Америку, — пожал узкими плечами Билли. Ну конечно, это его золотая мечта — уехать в Америку.
— В Европе всё разрушено, а в Америке своих масонов хватает, — махнул рукой Эвандер. — Нет, Билли, бежать от всякого пинка — это низко и пошло.
— Тогда что? Может, занять у кого?
— Нет, — покачал головой Эвандер. — Отдадим ему завтра, он нас доить начнёт. Через неделю будем в долгах и у него, и у того, у кого ты займёшь, и вообще у половины Бенгалии.
— Тогда что?
— Придумаем, — фаталистски отмахнулся Эвандер и со стоном растянулся на раскладушке. — Вот что, Билли. Пора собираться. Приготовь мне ванну внизу и, о-о-ой, — Эвандер схватился за поясницу, — закажи таксомотор на нужное время.
— Может, на рикше лучше? — хмыкнул Билли.
— Чтобы приехать все в грязи? Нет, поедем на таксомоторе. Давай-давай, — Эвандер хлопнул пару раз в ладоши, — вперёд! Время не ждёт!
Присутствие духа и бодрость потихоньку возвращались.
— Замок сломали, гады, — в пустоту пожаловался Билли, выходя из комнаты. Эвандер поднялся на раскладушке, оглядывая рядок книг на полочке. Блаватская, Олькотт, Джинараджадаса, Лебитдер, Джадж и куча брошюрок, на плохой бумаге, с узкими полями и расплывающимся шрифтом — по теургии, каббале, мартинизму, — чего здесь только не было. Эти книги занимали полный чемодан и изрядно отягощали багаж путешественников, но были нужны как воздух. «Это орудие нашего труда, — говорил Эвандер ноющему под тяжестью чемодана Билли, — Без этих книг мы никто.»
Нужно было готовиться к лекции, но из головы не лез чёртов китаец. И чего ему не сиделось в Шанхае? Говорят, генералиссимус сейчас решил придушить Зелёную банду, вот многие и побежали. А может, бегут, потому что не верят, что Чан Кайши сумеет справиться с Мао. Эвандеру как-то до войны довелось проводить спиритический сеанс с министром финансов Китайской Республики (тот почему-то вызывал дух Томаса Эдисона), и оккультист тоже не слишком-то верил в возможности Гоминьдана победить в этой войне. Люди — дерьмо, коррумпированные, глупые, суеверные. Стоп.
Суеверные. Правильно, все китайцы суеверны, а бандиты, миллионеры и политики — вдвойне. Ду Юэшэн, босс шанхайской мафии, как Эвандер помнил из своего личного с ним знакомства, носил на спине высушенную голову обезьяны и сверял свой каждый шаг с гороскопом, а Бу Линь… Эвандер не очень хорошо знал его по своей шанхайской жизни, но полагал, что и у этого голова была забита всевозможными суевериями и страхами, а уж тем более в этой чужой стране, со своими богами, демонами и мистическими силами, в которые он, как настоящий язычник, не может не верить. И вот на этом мы будем играть. В конце концов, играть на страхах и глупости других людей — это единственное, что мы умеем, но это мы умеем делать хорошо.
Через пятнадцать минут Эвандер стоял перед разбитым зеркалом в своей спальне. Из зеркала на него смотрел уже не помятый и небритый мужик в грязной майке, а посвежевший, гладко выбритый мужчина с тонкими чёрными усиками в безукоризненном костюме. Эвандер сбрызнул себя одеколоном и снова глянул в зеркало, репетируя отработанный демонический взгляд.
— Сейчас! — донёсся крик Билли из соседней комнаты. — Мистер Лав! Машина уже подъехала!
— Иду! — отозвался Лав и прокашлялся. — Иду, — повторил он таинственным баритоном и взял из щербатой тарелки серебряный перстень с египетским иероглифом, надел его на указательный палец и подхватил трость, сверху донизу испещрённую загадочными тибетскими знаками.