Они направились в часовню в полном молчании. Феари размышляла о том, как странно все получается: сначала все ненавидят Айронсайда, выслеживают его, хотят уничтожить, а потом вдруг принимают его предложение остаться на ночь и это не взирая на то, что их подруга была убита в его же доме. Что-то тут не сходилось. Где-то была ошибка, или ей так казалось. Одно она знала точно - сейчас они поступают правильно. Как ни пытались ее настроить против Айронсайда, она не считала его последним мерзавцем. В этом странном сильном мужчине, на которого свалились все несчастья, чувствовался стержень, обглоданный всеми ветрами, изъеденный всеми правдами и неправдами, но прямой и упрямый. Впрочем, то же самое она могла сказать и об Ульрихе, и о Валаре. Все они, так или иначе, были мучениками.
В часовне было слишком тихо. Феари не привыкла к такой священной тишине. Ей сразу вспомнилась заброшенная часовня в поле за лесом. Найдена она была случайно и когда о ней узнали родители, то сразу отправились вместе с маленькой Феари прямиком туда. Там было также тихо и спокойно. Феари помнила те священные мгновения. Тогда она почувствовала всем своим существом, что есть что-то выше всего, что она знает. Есть такая сила, которая всех светлей. Она молчит и светится.
Примерно то же почувствовала она и в часовне Айронсайда. Священный трепет перед неведанным и непознанным. Она думала, что тогда это было лишь детской впечатлительностью, но волею судеб снова встретилась с этим чувством и прониклась им. Время тут текло незаметно и Феари не помнила, сколько они пробыли там, и, когда вслед за вышедшим Ульрихом показалась Феари, она была тиха и смиренна. Завидев Валара за этим ужасным занятием, она попросила помочь ему, и они с Ульрихом принялись аккуратно вытаскивать осколки. Затем Феари достала средство для обеззараживания и принялась обрабатывать раны, мысленно жалея израненного ведьмака. Закончив с этим нехитрым делом, попросила его выпить антибиотики, а затем тихо и осторожно попросила его позволить ей воспользоваться аптечкой, чтобы проверить его состояние. Надежда на то, что он окажется сговорчивей Ульриха, была мала, и все же..