ссылкаОна ехала на пир. Ехала к нему на встречу. За окном синело небо и птицы неровными стаями взмывали в воздух. И Феари чувствовала, что также и в ее сердце рваной стаей взмывает душа. И пока карету трясло и качало из стороны в сторону, в памяти всплывали случайные отрывки из жизни. Румяный пирог матери, еще дымившийся из запеченых трещинок в корке. Ее лицо. Такое чистое и вдохновленное. Феари никогда не чувствовала себя хоть толику такой же чистой как ее мать. Она была для нее чем-то столь чистым и незамутненым, что одна мысль о ней разгоняла тоску. А следом накатывала светлая грусть. Она больше никогда не увидит, как выросла ее маленькая Феари. Какой большой она стала, взрослой, сильной и смелой. И они никогда не поговорят по душам и не коснуться рук друг друга. Никогда не поплачут в обнимку и не расчешут друг другу волосы. И еще Феари никогда не сможет представить ее морщины. Никогда не предстанет она перед ней старушкой, еще меньше ее, скукоженной и с палочкой. Никогда Феари не возьмет ее под руку и не будет склоняться к ее уху, чтобы повторить сказанное. Никогда-никогда.
Тяжело вздохнула. Мать всплывала в ее памяти нечасто. И всегда в предзнаменовании чего-то тяжелого, но с добрым концом. И Феари знала, что это она, ее мама, свыше помогает ей. И что, где бы она ни была, как бы далеко друг от друга они не были, невидимая связь никогда не иссякнет меж ними. Они все также крепко держат друг друга за руки. Просто этого не знают.
Карета остановилась, и Феари сошла, не замечая никого вокруг. Сейчас она хотела увидеть лишь его. Она знала, он ждет их встречи не меньше ее. И сердце ее гулко стучало в ответ ее чувствам.