После войны Феари остро ощущала себя старым боевым псом, перенесшим на своем веку столько крови и узревшим за годы войны столько зла и предательства, а после отданным теплому мирному времени, словно доброй семье. И теперь собачьи глаза, изуродованные шрамами, глядят на любовь и красоту, расцветающую вокруг пышным цветом, и вроде бы радоваться ему, пойти на заслуженный отдых. Но старые шрамы протяжно ноют, сломанные ребра тоскливо сжимают избитое войною сердце, которое хочет битвы. Теплый вкус крови еще не забыт, и стоит псу погрузиться в дрему, как алые лужи всплывают к нему на поверхность из мрака забытой войны. Он хочет снова войны, как бы ее не боялся. Он снова хочет войны.
И Феари, как бы того не скрывала, все еще жаждала битвы. Заточенная на сражения, выученная биться до смерти, выдрессированная войной убивать, вопреки желанию спасти, она хотела снова этой остроты жизни. Она скучала по тому тонкому лезвию, окропленному кровью и долгом, по которому ей приходилось ходить. Она хотела вновь ощутить ту острую грань между жизнью и смертью, попав на которую волос жизни с легкостью рубится пополам. Сердце воина гулко бьется в ее груди при виде пусть и шуточной битвы. Рука мечтательно тянется к кинжалу за поясом, желая принять участие в этом смертельном танце. Ей хочется крови. Этого нельзя отрицать.
Война, как мстительная любовница, не желающая простить потерю, ходит за ней по пятам. И самое ужасное, Феари видит ее следы, слышит ее шаги, чувствует ее дыхание. Там, на турнире, она готова была отдать душу, лишь бы выйти на арену и надрать кому-нибудь задницу. Можно даже без арены, просто взять и дать клинку напиться крови. Снова почувствовать, как кинжал входит под ребра, сначала противясь этому, будто не веря, что может, а после, почуяв бьющееся словно птица в костяной клетке сердце, ранит его с кровожадным наслаждением.
А теперь, шагнув вслед за королевой турнира, Феари впервые за эти долгие мирные годы почувствовала, как кипит кровь в ее теле. Как от возбуждения, перевалившего за все грани привычного, сносит крышу. Как небо окрасилось в алые краски, и руки трясутся той смутно-знакомой дрожью, как после удара клинком в самое сердце. Ей хотелось секса. Хотелось Его. Хотелось так, как никого и никогда не хотелось. Она насмехалась над собой, над своими глупыми порывами и желаниями. Пока она еще могла смеяться...
Услышав его голос, Феари, полагавшая, что знает себя, умудрилась удивить себя же. Она оказалась чересчур спокойной и, более того, расслабленной. Будто кровь и сердце, и дыхание разом сделали усилие над собой, чтобы показать ее в выгодном свете. И время замерло. Она стояла напротив него и чувствовала как делает вдох и выдох. Медленные вдоох и выыдох. И сердце мерно стучит в груди. И все как-будто стало плавнее и легче. Но все это не имеет значения, потому что сейчас Он смотрит на нее. Сейчас, в этот момент в его мире есть она. И Феари умирала от удовольствия. Отвечать на приглашение не стала, лишь неопределенно кивнула, принимая в расчет, что он будет не против, если она там появился, и.. растворилась в толпе, словно в течении времен, успев одарить его взглядом, наполненным таким обещанием, что стоило бы его озвучить, как тотчас покраснели бы самые искушенные.