Феари больше не смотрела на него, не бросала жгучий взгляд, хотя так хотелось. Ее взгляд наверняка обжег бы его, заставил вздрогнуть от яркой вспышки боли внутри. Но ему бы понравилось. Однако нет, не смела бросить на него ни единого взгляда. Лишь улыбалась, и искрилась то неясным неровным светом взволнованной свечи, то исходила спокойным свечением лампады. А мысли блуждали где-то рядом с ним, где-то у его шеи, щеки, губ. Где-то меж его пальцев заблудились шальные фантазии красотки, где-то у его ног.
Но прямой взгляд больше не был брошен. Она смотрела за него, рядом с ним, либо совсем в другую сторону. И улыбалась, улыбалась, улыбалась, довольная собой. Растерзанная собой, распятая собой же. Измученная, раненная, выжженная ярким пламенем того, что вспыхивало в ее груди так нестерпимо больно и отчаянно приятно. Сквозь боль, получая наслаждение, она улыбалась. Самой себе на зло. Всему свету напоказ. Демонстрируя силу женской природы, ее величие и страсть.
И тягучее чувство неизвестности грядущего мучительно растекалось внутри черным дегтем. Это придавало ей равновесия. Это не давало ей взлететь в воздух от легкости и счастья. Это тянуло вниз тяжелым грузом страха остаться ни с чем. Ей не хотелось остаться ни с чем. Со щитом или на щите. Иначе никак. Это битва. Их битва.