«Значит этот доблестный птенец Манфред, всеобщей любовью здесь не пользуется!»
Задумчиво переступил с ноги на ногу, потерев шрам на переносице....
«Забавный соперник. Бастрад, и судя по всему преинтереснейший человек! Опасный шут, как его определил Ланселот. И редкостное дерьмо, судя по многозначительным недомолвкам Шарля де Венсана. Интересные песни поют птички! Теперь я почти уверен, что добряк Айронсайд ни в чём не виновен. Если бы этот парень еще поменьше тени на плетень наводил, было бы совсем славно.
В этом мире у него есть серьезный, и что особенно печально, явно умный враг. Выбрать одного говнюка которого никто не любит и спустить всех собак на него. Умно! Тем более если заранее известно, что говнюк так высокомерен, что даже руку помощи окоротит своим мечом. Проклятье! Айронсайд - воистинну мой брат близнец… »
Тепло улыбнулся.
- За-за-значит, сэр Ш-шарль, будет в-весело! Н-наш бой не за-заставит зрителей зевать от скуки. Я л-люблю к-когда весело! Ну а ш-шуты…О!
Рыцарь рассмеялся, не став заканчивать свою фразу – лучше одного шута, может быть бой только двух шутов. По-крайней мере, Ульрих знал чего стоит ожидать от своего соперника.
Говоря по чести, господин фон Бранден никогда не слышал эту поговорку, будто бастарды наследуют от отцов всё худшее. Говоря по чести, он не мог с ней согласиться.
…Однажды, когда у папаши случился приступ любви, горемычный барон Эберхард привез в Бранденсбург двух своих бастардов. Это должно было стать уроком для законнорожденных сыновей – ни один из них не оправдывал отцовских надежд, посему папаша начал угрожать: «вот допекете меня еще чуть, и я отдам все наши земли и владения им, раз уж каждый из вас оказался недостойным!». Конечно это был маскарад. Конечно, отец никогда бы не стал отдавать Бранденсбург в руки ублюдков, даже если они несли в себе разбавленную кровь Бранденов – это было бы слишком!
Просто отец заигрался.
Ему нужно было кого-то любить, баловать, выказывать нежность и отец посчитал что ни один из законных сыновей для этого не годится. Ульриху тогда было семь и он только встал с постели: jтец ненавидел смотреть на него, но испытывая странное удовольствие от созерцания своего ни на что не сгодившегося сына, заставлял его присутствовать рядом.
Про себя Ульрих называл этот период застольным. Папаша со своими гостями и Андреасом по правую руку сидели за столом, а Ульрих стоял с бастардами чуть в отдалении.
Это был баронский каприз.
Раз уж младший сын покалечился и отныне ни на что не годен – пусть стоит с ублюдками. Пусть знает своё место и никогда о нём не забывает, чёртов щенок!
Сжав зубы, малолетний Улле кипел от унижения, почти не замечая тех, кто стоял рядом с ним. Это длилось неделями и месяцами, неторопливо текущие месяцы обращались в годы. Если отец гостил дома – каждый большой ужин превращался в муку.
Позднее, Улле послал своего отца куда подальше вместе с его ужинами. Но до этого времени должно было пройти несколько лет. А тогда чадил огонь в жарко растопленном камине, ярились злобные ветра, вздымая древние знамёна рода Бранденов: Вздор! Вздор! Все вздор! - охрипшими голосами насмехались случайные вихри.
Благородно звенели тяжелые кубки и пьяные смешки складывались в слова: «Какой позор для покойной леди Эйнены. Любимый сын причислен к ублюдкам! Я слышал, Кабан из Швейге впал в неистовство, когда до него дошли эти слухи…»
А ведь Болды были странными фигурами в истории Бранденсбурга, по-своему трагичными. Сэр Бранден понял это много позже.
Папаша забавлялся со своими новообретенными сыновьями как с соломенными игрушками: одел в шелка, урасил золотом и пообещал наследство, которое совершенно точно не собирался отдавать. Папаша игрался в любовь – учил обращению с мечом и прочим благородным наукам! Но старший Болд понимал своё положение.
…Братья всегда держались вместе: старшему было лет десять, а младшему что-то около пяти. Младший мальчишка часто рыдал, старший утешал. Грустная картина. Одинокие, запуганные дети, бродящие в темных замковых галереях.
Ульрих, наверно, мог бы даже подружиться с ними, если бы не бездонная пропасть, установленная проклятыми ужинами. Он тогда был щенком – обиженным молокососом, желающим что-то доказать своему отцу. Заикающимся уродом, который почти всегда молчал. А Болды были чужаками. Узниками, которые терпеть не могли этот чужой, слишком холодный для них замок.
Между отцовскими детьми легла пропасть – они могли бы помочь друг другу, но не помогли. Не все в жизни складывается идеально. Каждый был заперт в своём собственном горе. Но ведь эти ненужные дети тоже унаследовали Лесную кровь - до сэра Брандена это позже дошло – лесное проклятье должно было поразить и отцовских бастардов…
Болды пропали из Бранденсбурга когда Ульриху исполнилось лет двенадцать-тринадцать. В то время его уже почти не бывало дома: Сэр Годри взял его под свою опеку и они мотались по всей Гемландии. Счастливое время! Рыцари сэра Годри - это всегда звучало гордло. Период папашиной любви к незаконным сыновья иссяк сам собой, а потом что-то случилось. Ульриха тогда не было в замке.
Бастарды Болд пропали так же внезапно как и появились: говорили что отец увёз их на повозке, говорили, что Андреас как-то искалечил младшего – все всё знали и никто ничего не мог доказать. Андреасу было почти двадцать и его к тому времени боялись почти все. Даже папаша.
Младший из Бранденов не слишком вдавался в подробности, догадываясь на что способен его старший брат. Ульрих фон Бранден винил во всём произошедшем своего отца – а отец терпеть не мог младшего сына. Так и текли дальнейшие годы. Счастливая звезда Ульриха тогда сияла во всю мочь – турниры, женщины, лошади и первые победы.
Бастарды исчезли из этой истории и больше не появлялись. А потом, несколько лет спустя Андреас позаботился о том, чтобы из истории Бранденсбугра исчез и сам Ульрих вместе с Кристианом.
Что ж. Бастарды в этой истории оказались жертвами, а не палачами.
Господин фон Бранден не мог сказать о них чего-то дурного. Исчезли из памяти имена и лица, но образ двух напуганных детей так и остался в памяти: Старший держит за руку младшего, младший по обыкновению рыдает и просится домой. Старший мальчишка велит молчать. Они бредут по коридорам и галереям, стоят за ужинами, играют с кошками во дворе. Всегда одни. Всегда всем чужие.
Бастарды Болд. Лишние люди.