…Он приблизился чуть ближе, он опьянел, вдыхая запах ее волос. Он бы никогда на это не решился в обычном состоянии, но сейчас, когда турнир будоражил душу.
Когда или пан или пропал! Когда всё на кону, когда нет берега и есть только между…
В этот миг, в этот длинный, невероятно короткий и очень странный отрезок времени, жизнь так остра и восхитительна! Словно тягучее вино, алой кровью наполнившее тяжелый кубок – жизнь искриста, жизнь попахивает корицей и мускусом, жизнь так приятна на вкус. Выдержана. Желанна! Покалывает язык и небо, тонкими, серебристыми иголочками вгрызаясь в сердце.
Ульрих замер, протянув руку в сторону Мэльи. Потом покачал головой, сжимая кисть в кулак.
- М-мэль, а на брудершафт выпить не х-хо-а-тите?!...Или б-боитесь рисковать?
Он сам не ожидал от себя этой тяги. Это щенячьего, наивного порыва. Обжег горячим дыханием шею чужестранки, ухватившись за рукоять меча. Обуздать свою страсть! Или сделать шаг в пропасть – схватить ее, упрямую глупую птицу, сжать в своих объятиях. Впиться в губы, вырывая для себя поцелуй – чтобы больно, страстно, чтобы горячо. Потом она отвесит ему звонкую пощёчину, или ответит на этот поцелуй страстью. Жаркой. Плотской. Горячей, словно раскаленное железо! Но…
Но.
Север, север, господин фон Бранден родился на севере. Холодные скалы и лед отпечатались в его душе. Серые глаза – холод бессолнечных ночей на сердце. Ульрих отступил, укрывшись в своей печали, а печаль, замаскировал злостью, не веря поначалу будто сам произнес эти ненужные, бесцветные слова.
- Они м-меня оценивают не слишком высоко, в-верно? Д-достойнее для меня с-соперника не нашлось? - Помрачневший Ульрих обернулся к Ланселоту, предлагая вошедшему в палатку рыцарю кубок с вином. – Отчего ж н-не с Веселым К-копьем сшибка? Поч-чему его т-так з-зовут, кстати…О-он чтоли х-хреном своим бьётся вместо меча?