Это было больно. И воняло кровью невыносимо...
...Он снова подослал своих наемников чтобы меня избить? В который уже раз!?
Память перенесла Ульриха в давние времена заточения, в ту Богом проклятую темницу, где ему уже однажды довелось погостить чуть меньше года.
Боль и мерзость, плеск воды, отчаяние. Вечный стук сырых капель. Проклятый и забытый всеми подвал. Кап-кап-кап. Время, ползущее осенней мухой – день здесь тянется словно год…
Только почему слышно зудение насекомых над головой?
Нависающие стены, ежеминутный, всверливающийся в череп плеск воды. «Андреас, скотина, он знает, что я больше всего боюсь воды!» Наверное, прадеды отрыли это подземелье чтобы сводить здесь своих пленников с ума. Во времена Второй Междоусобной Войны это было нормальным делом. Захватить высокородного пленника, подвергнуть его пыткам, сломать волю и обратить в животное. Запугать враждебный Дом. Вернуть вместо человека изуродованную игрушку.
Короля не было. Каждый барон был тогда королем на своей земле. А уж в таком большом и крепком замке как Бранденсбург…Не удивительно, что предки могли позволить себе подобную жестокость. Пыточные подвалы. Заброшенные подземелья. Наверное, им и в голову не приходило, что однажды, спустя несколько поколений, один из Бранденов сам станет посетителем сих «гостевых аппартаментов». Что ж. С точки зрения Небесной Мудрости это было справедливо. Платить по счетам своих предков…
И эта кровь, я сейчас захлебнусь ей!
Ульрих закашлялся переворачиваясь на спину. Солнечный луч неприятно обжег глаз. Прикрыв лицо рукой, рыцарь замер. Солнце восходит! А там солнца не было, только сырость и гнилой сумрак. Там всегда было темно и корявые надписи на крошащемся от сырости камне можно было прочесть только на ощупь. Андреас всегда боялся темноты, - ему казалось это правильным, - бросить свою жертву в те условия, которых больше всего опасаешься сам.
Впрочем, сейчас темницы не было – осталась только докучливая вонь крови, горько-железный привкус во рту и ощущение мерзости. Не было подземелья, не было Бранденсбурга, не было Гемландии.
Хотя нет, брат ведь сказал ему напоследок:
«...Теперь Улле, ты это крепко запомнишь. Человека можно выпустить из темницы, но темница никогда не выпустит его душу. Уходи отсюда и никогда не возвращайся. Посмеешь вернуться еще раз - нижняя камера всегда будет открыта для тебя. У Бранденсбурга может быть только один барон - и это будешь не ты, за-за-за-заика Улле.»
- Н-но я все равно в-в-вернусь, бра-а-атец. – Ульрих облизнул разбитые губы щурясь на синее солнце. – У Бранденсбурга может быть только один барон, и это буду я!
Впрочем, намного легче что-то сказать, чем сделать.
Авантюра прошедшей ночи закончилась полным провалом. Голова варила с трудом, мир двоился в левом глазу, а правым Ульрих и вовсе ничего не видел. Когда рыцарь все же попытался открыть травмированный глаз – боль была такой резкой, что рыцарь едва не отключился снова. Нечего было и думать об этом в ближайшие несколько дней.
Крепко сжав зубы и подавляя рвотные позывы, господин фон Бранден вяло порадовался, что теперь расследование можно будет продолжить дальше – вряд ли кто-то примет его за благородного в ближайшие дни.
Разбитая переносица, распухшие губы, подбитый глаз - обилие ссадин, царапин, зловещих кровоподтеков...Одежда провоняла кровью и помоями, и рыцарю совершенно не хотелось видеть свои синяки на теле, хватит с него и того, что он ощущал на своем лице. И пропажа меча конечно же!
…Второй раз, сэр Бранден чуть было не потерял голову, обнаружив пропажу родового двуручника. А может он все таки и потерял голову, потому что обнаружил себя впоследствии слепо бредущим куда-то в сторону таможни, спотыкающимся и периодически падающим. Механически поднимающимся с земли, и снова заваливающимся на хромую ногу. Спорящим с Андреасом и болтающим всевозможную чушь из прошлого.
Что-то сломалось в голове. Ульрих и сам не мог сказать, когда он что-то думает про себя, а когда говорит свои сокровенные мысли вслух. Это было хуже всего – не доверять себе. Ощущать собственную уязвимость.
«...Пожалуй, я могу выболтать все свои тайны первому встречному. Твою мать!»
- Но меч н-на-найдется, да…Он проклят и его н-н-нельзя по-а-терять. Так было уже н-не раз. Не теряй голову, оружие лесных людей никогда не отпускает своих хозяев.
«Годельшедельваргхен принадлежит тебе, а ты ему. Даже пожелай ты его бросить, это невозможно сделать. Чары лесных людей связали вас намертво!»
- Н-н-аа-а-мертво…Но как я вспомню себя сейчас!? Как я буду вспоминать когда это случится снова? – Замерев, рыцарь почувствовал как горло сдавили клещи страха. Ему показалось будто он задыхается и не может вдохнуть ни глотка воздуха. Если у него прямо сейчас случится припадок – родового меча под рукой уже не будет. Никто не спасет, ничто не напомнит о Доме. Нет оружия для защиты. Андреас! Это все он подстроил…он украл мой меч, он следит, он смотрит, он смеется попивая терпкое вино в своих покоях…
- Не нужно истерики! – Переступив с ноги на ногу, рыцарь двинулся дальше. - З-з-на-ачит припадка н-не будет. Н-не терять го-а-ловы… В конце-концов, я знаю, кто взял мое оружие. Всё можно вернуть назад. На-а-аверное можно, а может и нельзя… Может и нет, а может и да...как говорят детишки, угадал - не угадал. Поживем увидим.