Ненависть застилала ему глаза и Ваолр спешил, не задумывась особенно о том, как он будет делать то, что хотел сделать, когда доберется до Хурина и остальных...
Потом, когда он задумывался об этом, он не мог сказать точно, что это было. Может быть, обморок. Хотя какие обмороки, здоровью его может позавидовать буйвол. Может, он ударился головой? Но он никогда не мог бы удариться, он привык двигаться почти автоматически, тело его умело находить путь, пока голова была занята другим. Может быть, старуха наслала на него что-то.. чертова старуха из вонючей канализации...
Вот он шел по темному переулку и...
Переулка не стало. Вокруг раскинулось поле. Широченное поле, на котором умирали люди. Армии бились без пощады и жалости, отряды сталкивались грудь в грудь. Клинки в клинки. Глаза в глаза. Куда ни кинь взор, солдаты схватывались с солдатами, тесня противника или отступая. В небе реяли тучи стрел, боевые машины кидали огромные камни и всадники преследовали бегущих, разя без жалости.
Он стоял на холме, на склоне, обращенном к полю боя и знал, что время его не пришло еще, и тот, кто движет кровотчащие фигуры по этой гигантской шахматной доске, расчерченной кровью и кишками, разлинованной остроперыми стрелами и разорванной на части клиньями конных отрядов, пока не нашлось места для него и его солдат. Он был воином, это явно, но он не знал пока, как его зовут и что он должен делать тут. Он даже не задумывался о том, должно ли быть у него имя. И он не знал, он ли это, видит ли он сон другого человека или что-то, относящееся к его прошлому или к его будущему.
Это не была битва под Иллионом. Это была другая эпоха, другие люди и другое оружие, но это было так же реально, как и то, что он пережил. И так же грандиозно. Пока же он видел перед собой лишь человека, утыканого стрелами так, что лежат тот мог лишь на ежовом ложе из одинаковых, точно вышедших из-под руки одного мастера черноперых длинных зазубренных стрел. Кровь уже почти перестала течь, но человек был жив и смотрел на обступивших его с улыбкой, совершенно странной и невозможной на устах умирающего.
- Подложите мне что-нибудь под голову, - попросил он...