Большую часть оставшегося пути рыцарь провел в полудреме, стараясь держаться особняком.
В таверне Нетцера он откланялся самым неожиданным образом. Побледнев и схватившись рукой за плечо Найджелла, слишком поспешно и слишком быстро ушел в свою комнату. На ужин он не спускался, да и вообще в эту ночь, что удивительно, не пьянствовал, не блядовал, а на следующее утро явился уставший, грустный и трезвый. Поблескивая шальными серыми глазами словно бы и не узнавая вчерашних попутчиков, сэр Бранден тяжело вскарабкался на своего коня. Удивительным делом, поначалу, Ульриху никак не удавалось вскарабкаться в седло – нога выскальзывала из стремени, а Герцог Гром нервничал и недовольно переступал копытами.
Учитывая что прошлые разы рыцарь взлетал в седло не трогая стремени, - даже в самом пьяном виде прекрасно управляя собственным скакуном, выглядел сир Бранден в это утро довольно нелепо.
Наконец, с помощью Найджелла, рыцарю удалось кое-как устроиться в седле.
Отпустив сквайра и не пытаясь с кем-либо завязать разговора, Ульрих пустил коня шагом, сразу же оказавшись в хвосте отряда.
На его счастье, попутчики некуда особо не торопились, поэтому рыцарь просто дремал верхом, изредка приоткрывая глаз и оглядывая проплывающие мимо окрестности. Солнце поднималось всё выше. Ульрих всё больше приходил в себя, прислушиваясь к беседе. Ближе к полудню он уже правил уверенно и прямо; самодовольная ухмылка расцвела на губах. Насвистывая про себя мелодию собственной героической баллады, сэр Бранден все больше прислушивался к речам везучего Хурина.
Упоминание о поединке, вызвало в нем интерес:
«Надеюсь мне удастся повстречать этого Айронсайда. Ха! Победитель, мать его, многих турниров…»
Ульриху припомнился один из собственных ранних поединков. Он тогда был самоуверенным молокососом – трахнул пару шлюх, выиграл пару деревенских побоищ среди таких же дурачков как и он сам. Охренел от этого счастья и осмелился бросить вызов самому сиру Алистеру.
Заматеревший волчина Алистер терпеть не мог детвору. Он считал своим священным долгом наказывать самоуверенных юнцов на турнирной арене. Слабакам и нытикам он ломал кости, а вот красавчиков любил уродовать. Он называл это уроком.
Пятнадцатилетний Ульрих прошел по второй категории. Сэр Аллистер Макграт своим фирменным ударом выбил ему сразу два передних зуба, так сказать поставил собственную метку. Шмыгая разбитым носом, пуская слюни из разбитого рта – Ульрих пытался защищаться. Какое там! Ощущение было такое, будто он пытался сражаться с горой! Как он тогда продержался…хрен его знает. Наверное рост помог, ведь в свои пятнадцать он уже почти сравнялся по росту с сиром Алистером.
Все больше впадая в ярость, Алистер Макграт наступал на Ульриха бешенным быком, нанося все более коварные и болезненные удары. Рассвирепев, он хотел сломать дерзкого молокососа. Унизить его прилюдно, чтобы у проклятого юнца больше никогда не было охоты ошиваться среди серьезных мужиков. Макграт тогда совсем потерял голову. А Ульрих на своё счастье, никогда особой рассудительностью и не славился. Он просто отбивал удары и уворачивался, надеясь, что когда-нибудь это дерьмо все-таки закончится…
А когда бой закончился, оказалось что третий сын пьянчуги Брандена все еще способен сохранять вертикальное положение. Макграт выбил ему два зуба, сломал нос и подбил глаз, синяками и порезами Ульрих был покрыт с ног до головы. Зато он не сломался. И не сдался. О выигрыше конечно речи не шло, ведь Макграт в конце концов просто напросто выдохнулся и уже не мог столь споро носиться за проклятым юнцом, но Ульрих и не проиграл. Первый мальчишка, который не проиграл с треском сиру Алистеру Макграту!
...Приятные воспоминания отвлекли от действительности. Заметив новое действующее лицо, Ульрих просто подъехал к незнакомцу чуть ближе. Он ведь в самом конце отряда ехал, значит и к незнакомцу оказался ближе всех. Отметив глупый кинжал в ножнах (им вряд ли кто-то пользовался всерьез), рыцарь приготовился слушать ответ незнакомца.