Будто водой холодной. По голове. По глазам. Выводя из дурмана ненависти и сомнений. Ведь именно сомнения хочет поселить в ее душе эта тварь. Зерно раздора посеять. Нет. Она лишь один раз… Один раз усомнилась. Там, на голых камнях Уичипотль. За всю свою жизнь. Там, на обдуваемых могилах, ушедших в беспамятство. И сейчас ей стыдно за свои сомнения. За свою слабость. И вера внутри горит и дымится, заполняя благородной чернотой ее естество.
Больше никогда.
Потрескавшиеся губы разомкнулись в едва заметной улыбке.
- Мне жаль тебя.
Это то, что она осознала. Здесь. На дне озера под хвостами гигантских рыб, несущих осколки ушедших миров. Под толщей воды. В видениях, посланных кем-то. Кто бы он ни был – он помог ей. Помог понять.
- Ты всегда был узником. Пленным. Больной император. Обиженный на мир и Богов. Обиженный на свою слабость. Обиженный на то, что ты такой же как все. Человек. Человек, но не Бог.
Сжимается его рука на кисти жрицы. А в ней больше нет злобы. Нет страсти. Убить его? Здесь? Не нужно это. Все что надо было от этого места – она получила. Взяла его словами. Его глазами. Его мыслями.
- Не понимаешь отчего Боги отнимают жизни? Не понимаешь отчего они жестоки? Ты ведь не ребенок уже. Откуда столько эгоизма, император? Ты выбрал слабый путь. Легкую дорогу. И будешь заточен в своей собственной лжи и ненависти, которая разрушит тебя. Погубит. И не подарит легкой смерти.
Второй рукой Зьянья хватает запястье Эльззгена. Улыбается шире, вглядываясь своими черными глазами. Всматриваясь в несуществующую душу несуществующего человека.
- Ты хотел править милосердно и начал свою эру, обмыв кровью площади и залы. Кровью тех, кого детьми называешь. Разрушив по кирпичику наследие, которое переносилось и береглось веками. И стал более жесток, чем Боги. Ибо в твоих поступках нет смысла. И не сможешь ты принять погубленные души, приютив их у груди своей. Нет у тебя той силы, что держит этот мир.
Вытягивает шею жрица. Совсем близко ее лицо к такому ненавистному образу. Помнит его. Каждую крупинку кожи. Каждую морщинку. Запечатлелось в памяти. Сохранилось.
- Мою веру тебе не сломать больше и не надломить. Боги – есть. Я чувствую их. Я знаю. И то, что ты лишен этих знаков – твоя собственная заслуга. Они больше не хотят видеть тебя. Не хотят смотреть на столь жалкое и павшее существо. Замкнутое в своих страхах и болях. Мелочное, погубленное алчностью и жадностью.
Успокоилось сердце. Ровно бьется. Решительно. Не затуманен более взгляд. Чисты мысли Зьяньи.
- Мне жаль тебя. И здесь, и там. Беги за мной. Ищи. Находи следы и пускай своих охотников. Сможешь ли ты убить меня раньше, чем я доберусь до тебя? Возможно.
Еще ближе придвигается жрица. Почти вплотную ее лицо к слипшимся волосам. И шипит змеей в самое ухо:
- Но тогда ты останешься один на пустой и выжженной земле. И уже никто не сможет освободить тебя, Тель`Аволько-Канц Эльззген. И ты будешь прозябать всю свою вечность, гноясь в собственной шкуре. Брошенный Ими. Брошенный навсегда. Тишина. Пустота. Одиночество. Это все, что останется у тебя без моей ненависти.
Отстранилась Зьянья. Безразличен теперь ее взгляд. Холоден.