Её голос, тихий, робкий, неверящий, Её голос обжёг разум мужчины, прокатился сладкой волной по всему телу, свежим бризом разогнал застывший в сердце хлад склепа, раздувая слабую искру. Вспыхнув, она обратилась слабым язычком пламени, совсем не похожего на тот ревущий Ад, что буйствовал, когда Хансель рвал плоть тех, кто стоял у него на дороге... на пути к Ней. Голос... это был ЕЁ голос. Он столько раз пытался вспомнить его, мучимый бессонницей, пытался воспроизвести его, но в памяти всплывала лишь искажённая, тающая с каждым днём мелодия. И вот, теперь, его слуха снова коснулся Её голос. Она произнесла имя. Так, как не произносил никто другой. В этом имени не было кровожадного зверя. В нём не было хладнокровного убийцы. Только юноша, ещё не познавший горечи реального мира. Юноша, ещё не проливший кровь подобравшихся к одиноко стоящему в лесу домику охотников. В этом имени был прежний Хансель.
- Гретель... Моя милая Гретель... - зашептал он, жадно вдыхая аромат Её волос и покрывая Её щёки и шею горячими поцелуями, - Моя Гретель...
Он был счастлив. Наверное, никогда в жизни ещё не было столько счастья. Он тонул в нём. Захлёбывался накатывающими волнами эйфории, радостно погружался на самое дно их Эдема, их маленького кусочка Рая, в комнате, полной обдолбанных шлюх, на полу, заляпанной жиром, кровью и спермой. Посреди всей этой мерзости он нашёл своё счастье.
Настойчивое, подтачивающее, словно камень воду, чувство, тихо скребущееся на грани объятого эйфорией сознания, заставило Ханселя вернуться к реальности. Мужчина взял на руки Гретель и, прижав к себе, словно самое ценное в жизни сокровище, лёгким шагом поспешил к выходу. Им нужно было срочно выбираться отсюда.
- Виллиам! Жги всё к чертям! - бросил Хансель во тьму прохода.