Откуда-то тянуло гнилой древесиной и сыростью. Пред взглядом Ханселя предстал небольшой домик, построенный прямо посреди леса. Из единственного оконца домика лил тёплый свет, а из трубы клубился удивительно ровный столб серого дыма. В доме, не смотря на царящую в окружавшем единственную постройку лесу жутковатую тьму, было тепло и уютно. В спальне витал запах сушёного разнотравья, а с кухни доносился аромат томящейся на печи наваристой похлёбки, подслащённый привкусом принесённого утром мёда, добытого в неравной схватке у диких пчёл. А ещё пахло Ею. Хансель жадно втянул воздух, пытаясь среди других запахов уловить аромат Её волос. Поперхнулся вонью гнилой древесины и сырости. Так тянуло из сеней. Обозлённый неудачей, он слушал как скрипит дверь. Нет, не дверь. Это был голос ненастоящего мальчика, который пытался ему что-то сказать, доказать, вразумить. В домике погас свет. Из трубы уже не шёл дым. Стало темно и холодно. В доме царило запустение. Сырость медленно перебралась из тёмных сеней, заползла в покосившуюся дверь и принялась пировать в покинутом жилище. Не было теперь привкуса мёда, запаха похлёбки, улетучился аромат Её волос - только удушливый смрад сырости и до отвращения сладкий запах гниения.
Хансель открыл глаза. Видение разваливающегося домика ещё стояло перед ним, никак не желая уступать не менее трагичному видению реальности - внешности разевающего рот ненастоящего мальчика, изуродованной настолько, что она казалась злой насмешкой над работами десятков и сотен иллюстраторов. Он видел как-то книжицу, в которой, среди описаний, были рисунки некоторых личностей, что он не раз встречал по работе - мужчина закапывал её вместе с одним заплутавшим, которому не посчастливилось заблудиться в его лесу. Хансель помнил, как сидя на корточках у неглубокой могилы, пролистал красочную книжицу, даже не силясь вчитываться в текст, лишь с трудом разобрав названия сказок. Он бросил книжицу на грудь синего от удушья незнакомца и бросил на неё первую лопату песка. Хансель никогда не слышал сказок, он и тогда не особенно хотел разбираться в многочисленных значках на страницах, чтобы пытаться понять выдуманные истории, которых им с Гретель никто никогда не читал.
Теперь, в очередной раз вспоминая смазавшиеся, но всё же вполне ещё различимые в памяти изображения со страниц, Хансель едва сдержал усмешку, подумав что было бы забавно посмотреть на реакцию тех самых иллюстраторов, сведи он их с натурой их творений. Усмешку мужчина сдержал лишь потому, что сидящий напротив ненастоящий мальчик, судя по плохо различимому сквозь скрип тону, пытался его не то отчитать, не то упросить. Ханселю было всё равно на то, что говорил Пиннокио, хотя бы потому, что дела Хартии, их идеалы и стремления, совершенно не волновали мужчину. Нет, он сдержал ухмылку не потому, что боялся обидеть или озлобить своего "начальника". Напротив, Хансель всегда натягивал непроницаемую, ничего не выражавшую мину, с интересом наблюдая за реакцией ненастоящего мальчика, которая под час весьма забавляла.
Мужчина бросил взгляд в сторону всё ещё скрипящего Пиннокио и тут же, поняв, что монолог не окончен, вернулся к своему делу. Желтоватый тонкий, словно шило, клык залез под кожу прямо возле косточки указательного пальца и никак не хотел даваться малой кровью. Хансель про себя отметил, что не знал что предки забавных эльфиков не брезговали мясом, выхватил из-за полы тренча нож. Под руку попалась Люсиль... точнее, мужчина, совершенно чётко знавший расположение каждого из своих ножей, специально выбрал именно её. Люсиль, изготовленная специально для вырезания потрохов из тушек, выглядела эффектно, хоть совсем и не подходила для того, чтобы извлечь застрявший в кулаке трофей. Хансель коснулся лезвием кисти, надавил, коротко дёрнул на себя. В небольшом кабинете послышался звук ударившей несколько раз по столешнице кости. Мужчина ловким движением извлёк из кармана зажигалку и, подержав сталь клинка несколько секунд над пламенем, коснулся ею разреза. На пару мгновений едкий запах гнилой древесины сменился ароматом палёной плоти. Удовлетворённый результатом, он убрал Люсиль обратно и поднял взгляд на Пиннокио.
Ненастоящий мальчик уже спешил к двери, ринувшись на долетавший оттуда шум. Хансель не без облегчения вздохнул - нудный монолог главы Хартии был наконец окончен. Мужчина прислушался к крикам. Уголки его губ чуть вздёрнулись. Фортуна, похоже, наконец повернулась к нему своим прекрасным личиком. Это было мило с её стороны. Особенно теперь, когда у него было всё готово.
Хансель поднялся с края стола, на котором восседал с момента прибытия, игнорируя стоящий рядом стул, и вышел из кабинета, проскользнув мимо застрявшего в проёме Пиннокио. В офисе царил сумбур, предвещавший в скором времени ещё больший хаос. Это нравилось мужчине, рассчитывавшим остаться незамеченным, пока этот хаос обрушится на Фею. Хансель примостился к столу поросёнка, сев на освободившееся место и, откинувшись на спинку, обратился во слух. Судьба третьего поросёнка его не очень-то... да что там, нисколько не волновала, а вот полезная информация в разговоре сотрудников и братцев-мстителей могла проскочить.