Неловко усевшись на мягких подушках, Иохим оглядывался по сторонам с любопытством, дышал тяжело, охал негромко, шевеля губами и потрясая разрумянившимися щеками. Он всё никак не мог отдышаться после пешей прогулки и спуска по приставной лестнице. Спуск этот стал для Иохима полной неожиданностью, и в обычный день он бы конечно предпочёл избежать подобных, по его мнению, акробатических приключений, и найти другой более привычный и безопасный путь… но, сегодня, всё было иначе, и ни о какой безопасности или привычном ходе вещей речи уже, конечно, не шло…
Ввязался куда-то сам того не желая. Будто бы персонаж какого-то крестьянского сказания, глупого и бессмысленного, какое сам и в журнал-то записывать бы не стал. Ох, батюшки, сохрани Владыка.
Малый Калимшан местом, само собой, был весьма интересным, и сильно отличным от всего того, что монаху доводилось видеть ранее в своих странствиях. Потому, он практически полностью отдался созерцанию а, по возможности, и всем другим своим органам чувств, принюхиваясь к новым запахам, прислушиваясь к непривычным звукам и чужеземной речи.
Смущённо улыбнувшись старику с тюрбаном на голове, толстяк молча принял из его рук небольшую чашу и, поднеся её к лицу, принюхался. Напиток тоже пах чем-то новым и до той поры неизведанным. Набравшись смелости, Иохим вытянул губки дудочкой и отхлебнул осторожно.
Надо сказать, что время для опробования этого нового для себя напитка монах выбрал не слишком удачно, так как раз в этот момент напротив него уселась какая-то девушка. Кому-то иному сие происшествие, возможно, и не показалось бы чем-то из ряда вон выдающимся, или необычным. Но для монаха, который две трети всей своей жизни провёл в монастыре, ковыряясь в пыльных архивах, переписывая всякие скучные манускрипты и древние ничего не значащие трактаты, любое столкновение с противоположным полом (ну исключая может быть обслугу в трактирах и торговок на рынках) было если не испытанием, то уж, во всяком случае, событием весьма волнительным.
Чего уж тут скрывать… к женщинам Иохим относился с некоторой опаской и робостью. Особенно это касалось женщин молодых и привлекательных.
А эта девица, усевшаяся теперь напротив него, как раз была очень даже собой хороша. А эти короткие волосы и глаза, подмазанные чем-то тёмным, да еще и то, как она села, скрестив свои ноги… Иохим еще никогда не видел, чтобы женщины так сидели. Хорошо еще хоть, что на ней не было платья. В том смысле, что на ней были штаны…
В общем, бедный Иохим до того смутился, что калимшанский чай, который он только что отхлебнул, тут же полез из него обратно, выплёскиваясь обратно в чашу, не только, причём, через рот, но и носом, обжигая трясущиеся губы его, ноздри, и пухлые пальцы. Монах подавился, раскраснелся, брызнул во все стороны ароматным напитком. А в итоге и вовсе выронил чашечку и, прикрыв рот ладонями, зашелся в приступе мелкого кашля.