И девушка в красном шелковом платье тоже засмеялась легко и весело. И сразу все тревоги отступили, и стали видны косые квадраты разморенного послеполуденного солнца на паркете, и гроздья цветущей сирени за чисто вымытыми окнами, и в буфетном шкафчике, украшенном затейливой резьбой - ровными рядами, по росту расставленные кубки из цветного стекла на серебряных ножках. И почти наступил тот теплый, беззаботный, предпраздничный день, воспоминания о котором хранят в дальнем уголочке сердца, чтобы иногда доставать и со сладкой щемящей тоской убеждаться, что жизнь прошла не зря. Почти пришел, мелькнул за кружевными занавесками и отступил - в тень, за кулисы, во вчера или в завтра.
- Такое счастье, - все еще смеясь, призналась Софи, - что ты рядом... Я потому и боюсь, что за такое счастье надо чем-то платить, - и уже засквозила в ее смехе грусть, но она все равно улыбалась ему. - Я знаю, верю, что ты сильнее их всех, но я все время боюсь, что ты мне послан небом вместо брата... Но даже пусть так, ты все равно... счастье.
Она все равно улыбалась, несмотря на то, что в ее глазах отчего-то стояли слезы, - не натянутой, не вымученной, а такой же светлой и легкой улыбкой, как и развеселившая ее улыбка Кэнсера.