- А, - Искра поморгала, озираясь, будто вспоминая, где она. - Да. Просто Икайа сказала, мол, хочешь батю спасти, тогда иди за... ну, за тобой, значит... До тетки, говоришь? Ну пойдем до тетки, ага. Вон на те огоньки. А вообще, с тобой бы и на куличиках не пропадешь...
Она усмехнулась, отвернулась чтобы тронуть отца за локоть.
- Я, знаешь... иногда прям так хотелось тебе по уху стукнуть...
- Ась?
- Да не тебе я, бать, топай. Туда, туда... Хотелось, говорю, по уху въехать, - продолжала она негромко делиться, не оборачиваясь, - только я себе напоминала про то гадание, зубами скрипела. Делала что ты велел. И вот видишь, не прогадала, - она засмеялась охрипшим, усталым смехом, не то невольному каламбуру, не то удачному исходу, - не зря гадалка хлеб с маслом ест, выходит.
- В жизни все не зазря, все зачем-то, - задумчиво и невпопад поддакнул Тильман, которого от недостатка ума все время тянуло на философию. Невысокого роста, немногим выше дочки, он будто плыл среди колосьев, разгребая их руками, то выныривая, то погружаясь, перешагивая с гряды на борозду. Комары, настырно звеня, не давали забыть о суровых законах природы и пищевых цепях: едва отошли подальше от туши, которую они облепили тучей, как стали попадаться новые, голодные особи. Философия водопроводчика находила неоспоримое подтверждение: не зря Тартас спасал его и уводил из города, а вот хотя бы для того, чтобы обеспечить продолжение рода паре десятков длинноносых кровопийц.
До огоньков, насколько можно было судить в сумерках, оставалось еще не менее часа ходу, а то и все два - и это если по ровной прямой дороге. Вокруг по-прежнему были колосья, комары и стрекот кузнечиков, а впереди маячили тени, обманчивые в сумерках. Может, кусты, которыми обсаживают делянки по краю, может и небольшая рощица, а может и оцепление из солдат да стражников, обмотавших шлемы тряпками, чтобы не блестели под ранней луной. Искра, споткнувшись, чертыхнулась и достала "факел" из-под куртки, чтобы светить себе под ноги.