ссылка
Дверь захлопнулась и салон погряз в темноте. Источник света один — доска приборов, чей мягкий свет топит машину в оттенках сиреневого, алого, розового и бирюзового, окрашивает лицо Дэвида призрачной синевой, и Джей уже не кажется, что рядом с ней сидит живой человек. В машине тепло. Лапы ночи царапают стёкла, но никак не могут дотянутся до людей за ними. В окне бокового вида скалит зубы шальной ветер. Ховвиц — а это его фамилия, сомнений нет, — смотрит во тьму лобового стекла, задумчивый и молчаливый. Он больше не шутит и не улыбается. Ему печально. Джей видит, как чешутся его руки, как не хватает ему бутылки, сигарет, как не хватает смысла в этой чёртовой жизни. Дэвид, который сел в машину, стал другим, изменился. Он включает радио, и золотые буквы бегут по панели — «Hello!... 23:46».
— ...кции выросли почти что вдвое. В нынешней ситуации кампания ссылается на недостаток продукции и отказывается выступить на самите с поддержкой действующего препарата по простой причи... — монотонный голос ведущего оборван. Дэвид переключил канал и теперь в салоне играет что-то тихое, неприметное, бессловесное.
Машина мчит по шоссе. Фары режут темноту и освещают дорогу белым, могильным светом. Мелькают скелеты потухших фонарей по обочинам дороги. Порой Джей кажется, что они уже давно покинули пределы мира живых. Что Дэвид Ховвиц, забывшись, увёз её слишком далёко за пределы света и луны, увёз в мир без городов, без людей, в лишенную жизни Пустыню. Только одно спасает — глупые рекламные паузы в радио-эфире. Сейчас они единственная связь с тем миром, откуда прибыла Джей. Эти дурацки гели для душа и конфеты, алкоголь и быстра еда. Без них нет жизни. Без этого хлама, тёплого и милого.
— Я слышал, что недалеко от этих мест есть Город-Казино. Ночью он особенно хорош, — Дэвид наконец-то вырвался из оцепенения, в котором пребывал, и впервые за долгое время повернул голову чтобы бросить на девушку короткий взгляд. — Можем заехать. Сегодня там концерт. Ну... этой женщины. С перьями.
Он не стал объяснять и снова вернулся к машине. Он говорил с ней. А она отвечала ему рычанием, шумом радио и шелестом потёртых летних шин об асфальт. Человек, которого Джей видела раньше, и тот, который теперь сидел напротив, были разными как две капли воды. Говорили, вели и держали себя по-другому. Весёлый и грустный. Спонтанный и задумчивый.
На небе взошла луна. Она выплыла из-за густых, черных туч, и осветила далекие земли на той стороне, где раньше плескался непроглядный мрак. Заискрился песок. Чьи-то тени забегали по мёртвой долине, пёстрые птицы ночи, койоты, мертвецы. Звери, колючие терновники, земля — всё это ощетинилось, преображенное ночью, и зашипело, стоило только лунному свету дотронуться к нему. Где-то очень далеко маячат горы. На их спинах белеет то ли снег, то ли свет. Машина несётся всё дальше и дальше — куда же? — и оставляет позади мрачный пейзаж. В пустыне загорается костёр. Крохотная искра. На фоне чёрных земель он так ничтожен и мал. Дэвид его не видит. Он смотрит на дорогу, пытается понять, куда столь резво мчит его «форд». А девушка, если закрыть глаза, чувствует, видит, как вокруг пламени пляшут чёрные силуэты, люди-горошины, дети пустыни. И сверкают отблески огненных языков на гладком стволе Чёрного дерева, чьи ветки трещат от налетевших воронов, грифов и стервятников. Один из них поворачивает голову. И кричит. Все они кричат. Гогочут, смотря за тем, как серебряный зверь мчит сквозь ночь.
— ...олько у нас, по самым низким ценам...
Костёр исчез. Глаза желают еще разок взглянуть на него, но в пустыне больше нет огня, нет людей и смеющихся птиц.
— Всегда хотел съездить к океану, — заговорил мужчина. Его веки лениво опустились на глаза. — К Тихому океану. Там нет ничего, ни звуков, ни людей. Только вода.
Машина пролетела мимо неоновой вывески. Она слегка мазнула стёкла своими изумрудными огнями, золотом лизнула окно, напротив которого сидела Джей. По нему все еще сползают жёлтые блики. Впереди раскинулся громадный город. Он еще далёк и Дэвид может повернуть, отказаться. Черное небо становится бледно-оранжевым. Летит машина. Радио ловит хрустящие помехи.