ссылка
По радио крутят музыкальное шоу. Мужчина в каком-то оживлённом зале, ему аплодируют. Играет композиция "Blue velvet". Они так далеко: тёплые студийные помещения звукозаписи, кафе и придорожные бары мотелей, скрытые неоном.
Бен молчит. Он возится в карманах. Шорохи старой одежды и трясущихся ладоней немного разряжают напряженное ожидание. Вот старик достаёт из курточки помятую пачку сигарет и прикуривает. Он не предлагает Джей сигареты – в каждом его действии присутствуют некие жесты отцовской заботы. Бенджамин не станет предлагать Дженни перекурить или выпить. Для него она ребёнок, может, даже подросток. Несуществующее амплуа.
She wore blue velvet…
Тлеет кончик папиросы. Дым застилает стекло и Бен вынужден приоткрыть окно побольше. Холодный ветер еще настойчивее заглядывает в салон. Шершавым языком слизывает клубы табака со стекла и полусонных глаз, уносит его в пустыню, швыряет о фонарные столбы, дорожный асфальт и песок.
– Впервые, когда я его увидел, мне было шестнадцать. Возраст неспокойный. – Бен струсил пепел на улицу. Его курево чертовски воняет. – Это было странно. Очень. Я до сих пор не могу понять некоторых вещей и принять некоторые теперь уж точно не смогу. Эти края странные. Кажется, только краснокожий народ и понимает, что за земля лежит под его ногами, и чьи кости в ней покоятся. Не многие задаются вопросами в нашем-то возрасте. В Хантсвилле всё воспринимают таким, каким оно есть. Хоть мне иногда и кажется, что мы просто боимся заглянуть глубже…
Джей клонит в сон. Тяжесть и усталость давит на её веки, а прокуренные слова Тарела – не тот инструмент, который отгоняет дрёму.
– Мой отец говорил мне: «Бен, чтобы понять…
Слова, слова – они еще глубже погружают девушку в сон. Последнее, что поймает слух, это сладко-грустные слова песни Бобби Винтона «Синий Бархат».
She wore blue velvet…
Bluer than velvet were her eyes…
__________
Ночь укутала в своё одеяло. Пустой салон автомобиля встречает Джей с холодом, неприязнью. Шипит радио. Только изредка можно услышать обрывки полуночных новостей и чьи-то имена, даты, сложные конструкции репортёрских слов. Дверь напротив водительского сиденья открыта. Курящий Бенджамин исчез. Наверно, он просто решил пройтись. Мерцает ядовито-цитрусовый свет фонаря, освещая пустой участок дороги. Но ведь он мог разбудить её, разве нет?
Ключ в замке зажигания. Тарел старый, в конце концов, с ним могло что-то случится. Или он сейчас стоит где-то в тенях и наблюдает за шоссе. Ждет, когда же там загорятся фары огнедышащего «форда», мчащего сквозь ночную пустыню.
Огромный грузовик Бенджамина спит. Его можно разбудить и он взревёт, кашляя дымом, как старый покорный пёс виляет хвостом при виде хозяина.
Страшный грохот и в салон запрыгивает человек. Растрепанная джинсовка, сдвинутая кепка набекрень и басовитый возглас:
– Да не сиди ж ты на месте! Пойдем, Дженни. Быстрей, быстрей!
Это Бен. Он тянет тебя за руку и поторапливает. Обычно он спокоен, но сейчас в нём что-то изменилось. Старик тащит Джей к освещенному участку дороги, под вечно гаснущий электростолб, и показывает куда-то вдаль, в темноту, куда уползает трасса. Но там, куда показывает скрюченная старческая рука, ничего нет. И сколько бы Джей не щурила глаза, она ничего не видит, кроме пустой дороги, чьи границы съедает ночь, и вереницу горящих электростолбов.
Но что-то должно произойти. Об этом говорит сопящий за спиной старикашка. Вспотевшие ладони. Неровный пульс… Там, где мгновение назад ютилась тьма, воздух разрезают два ярких, противотуманных бешеных глаза. Жалобно скрипят шины, и пахнет палёной резиной. Посреди дороги, из самых недр ночи, вырывается ревущая машина, заливая обочину ярким светом фар. Они слепят Джей глаза и она не может ничего разобрать. Ревёт движок. Валит густой дым и ночь обращается днём. Совсем рядом пронеслось что-то громоздкое, обдав пылью с ног до головы. На ресницах пляшут размытые пятна, бегут слезы.
– … твою мать, дамочка!! – слышно ворчание по ту сторону стены света. Громко хлопнули двери. – Ненормальная! Куда вы лезете под колёса?! Черт, у вас, женщин, совершенно отсутствуют какие-либо пространственные ориентиры. Дамочка, какого черта вы чудите?! Что это за кренделя?!! Я вас едва не сбил! Боже, какой-то маразм… Вы на дорогу вообще смотрите? Сотрите или нет, я спрашиваю?! Да тут до населённого пункта два часа езды! Ёлы-палы.
Медленно зрение возвращается к девушке. Она видит застывшую совсем рядом серебристую машину. Её хозяин стоит рядом - неопрятная шевелюра черных волос, лицо во мраке. Верх белой рубашки расстёгнут, показывая голую грудь. Черный пиджак помят. Невыглаженные брюки. Дорогие туфли в пыли. Он скрестил руки и внимательно смотрит на неё. Пьян. Это видно по неуверенно стоящим ногам и покачиванию.
– Очухались? Оклемались? Уехал от одной – вторая под колёса бросается. Вот ведь дурёха. Не ушиблись?
Предлагает свою руку. Бенджамин пропал. Пропал и его грузовик, стоящий на обочине трассы. Только этот джентльмен, от которого пахнет излишне выпитым алкоголем.