Загрузился Коновалов в поезд. Залетел в него даже, хромая бодро. Приземлился на свободное место и дух перевёл. Да уж. Тени-то действительно не простыми оказались. Ишь как кинулись, при первом промахе Антона. Закинул он ногу на ногу, пятку раненную осматривая. Не беда. Срез небольшой, всего лишь. Крови немного. Болит. Но не проблема, заживёт скоро. Вот только ботинок испорчен. Жаль его, конечно. Хоть не новый, но приличный, ага. Тёплый, к тому же. Как раз на конец осени. Ещё носить и носить. А тут вот. Тень дурацкая подошву сорвала. И ведь не починить, с собой её утащила. И остался журналист без ботинка.
А, впрочем, неважно всё это. Поначалу-то Антону казалось, что всё, конец. Сожрёт сейчас тень эта с потрохами его. И всё. Испугался даже Антон. На миг забыл о том, что всё хорошо будет. А оно вот как. Всё-таки хорошо вышло. Добрался Коновалов до тёплого вагона. Живой, почти здоровый. И, несмотря на стресс секундной давности, всё ещё весёлый. Только с ботинком испорченным. И пяткой саднящей. В общем, не нашёл Антон серьёзных поводов грустить. И, раз так, снова улыбнулся. Всё же, и в этой ситуации можно найти кое-что смешное. Скажем, солидного мужика, в верхней половине ботинка. Не каждый день такого в метро встретишь.
Хмыкнул Коновалов мыслям своим. И задумался слегка о том, как он в таком ботинке перемещаться будет. На улице-то, часом, не май месяц. Босиком по снегу не походишь. Да и не только на улице. Пол в поездах метро чистотой не блистал. Вполне может инфекция какая-нибудь в открытую рану забраться. Да и вообще. Топтать голой ногой поверхность, на которую, наверняка, плевали, блевали и бог знает что ещё делали, ему не улыбалось. Выдохнул Антон с грустинкой весёлой. Хоть и не хотелось ему ещё одну свою вещь портить, ступню свою пачкать хотелось ещё меньше. Снял журналист шарф свой серый. И вокруг ноги левой обматывать начал, на манер портянки армейской. Не умело, но хоть как-то. Всё лучше, чем босиком. Неудобно, правда. Ботинок-то снимать не стал, побоявшись рану растревожить. Да и носка ошмётки вынимать не стал. Может из-за них сейчас сильного кровотечения нет. Ну и вообще, дома, с аптечкой, сподручнее это делать. А пока и так можно походить. Хмыкнул снова Антон, узлы завязывая. Так и бомжом профессиональным можно вскоре стать. Монетки с пола собирать уже научился. Без обуви зимой сейчас пожить попробует. Ещё бы у прохожих мелочь на водку выпросить и всё, считай, трудоустроен. Можно существовать и "правду жизни" для книги собирать. Смешно. И гордости какой-то брезгливый оттенок возник даже. Мол, не каждый на такое способен.
Пока над мыслями своими смеялся, да шарф наматывал, в вагоне и другие пассажиры возникли. Точнее, девица, с почему-то разбитым теперь лицом, в него влетела. А следом за ней вошёл Рысь. Напрягся немного Антон. Как-никак, уходя за стариком, казалось ему, что вот кто-кто, а девчонка эта в безопасности остаётся. Зазвенела монета, небрежно брошенная Рысем. А сам силуэт новую речь произнёс. Не сразу понял Коновалов, что о нём Рысь говорит. Как-никак, до сих пор, так его фамилию ещё никто не коверкал. Огорчился немного Антон. И возмутился про себя немного. Ладно, фамилия. Неизвестно, кстати, откуда Рысь её знает. Но за глупости какого-то Мельника журналист отвечать не нанимался! Ведущим каким-то назначать себя не просил. И угрозы слушать тоже был не намерен.
Впрочем, вслух Антон свои возражения, конечно же, не высказал. Ни к чему портить отношения с Рысём. Кивнул ему просто, в знак согласия своего. И путём нехитрых размышлений быстро догадался, что под Киром-Мельником тот подразумевает девицу. Ведь, кроме Коновалова, да самого Рыся, никого другого в вагоне не было. Почему "Мельник", правда, так и осталось загадкой. А Кир... Ну, может, девушку эту Кирой зовут, кто знает. Неважно. Журналист обратился к ней, понимая, впрочем, как глупо большая часть его слов звучит:
- Привет опять, ага. В общем, не знаю, о каких правилах Рысь сейчас говорил, но, - мотнул головой в сторону, в которую монетка чужая укатилась, - монету поднять нужно. Хотя бы, чтобы его не злить. Да и вообще, монетка - вещь хорошая. Моя, по крайней мере. Я её недавно нашёл, не пожалел. Не знаю, правда, какое отношение она ко всему тут творящемуся бреду имеет. К тому же, - замешкался, говорить или не говорить. Решил сказать, всё же, - Глупостей каких-нибудь не делай. И всё хорошо будет. Вот, как у меня, - улыбнулся во весь рот, искренне, как бы говоря, что всё в порядке и порядком этим он может поделиться. - И к Рысю, - кивнул головой, на сей раз, в сторону силуэта, - поближе держись. С ним безопаснее, - на лицо её поглядев, задумался ненароком, не Рысь ли этот ей нос разбил. На всякий случай, добавил: - Несмотря на все ваши разногласия. Что случилось, кстати?
По карманам своим полез, в поисках платка носового. Пока рылся, вспомнил, что выложил его вчера, дома, чтобы Татьяна вместе с прочими вещами постирала. Прекратив искать, вздохнул чуть печально, и мысль свою продолжил:
- И кровь вытри, ага. Шершуны эти, хм, - хоть и не знал Антон, кто такие шершуны, но, почему-то мысль о том, как они голодные на станции "Гниль" просыпаются, не приносила ему удовольствия. - Чем-нибудь таким вытри, что выбросить не жалко. А как вытрешь - в окно это выкинь, по ходу поезда. Что б не пахло, ага. Мало ли.
Закончив разговор с девицей, Антон переключился на Рыся. Посверлил его взглядом пару секунд. Да, недобрый, всё же, дядька. Но знакомый зато. И безопасность сулящий. Спросить его осмелился:
- Скажите, уважаемый Рысь, что за правила вы меня Киру-Мельнику объяснить обязали?
Улыбнулся ему, уважение выказывая. Мол, без сарказма, всерьёз интересуется. А в ожидании ответа, руку в карман засунул. К монете своей прикоснулся, погладил её слегка. Ну... Может, она, наконец, ответит на вопрос, откуда он Рыся этого знает?