"Маалиманка до мозга костей. Возможно, даже северянка", - думал Кармин, с виду бесстрастно наблюдая за искренней и благородной речью Шолты, обращенной в том числе и к нему. Фактически уже второй подобной речью, если посчитать инцидент в камере после сценки "злорадствующая надзирательница и беспомощный пленник". Судя по всему "искренность и благородство" являлись краеугольными чертами характера Сестры-Исповедницы.
Но Кармин не был настолько банальным манипулятором, чтобы тут же записать обнаруженные качества в безоговорочные слабости Шолты (так как вовсе не считал, что непременным спутником благородства является слабоумие, и не стал бы недооценивать Исповедницу), хотя отметил их на будущее.
Самого же Фейсах-Квадира призыв и наполненный смыслом поклон землячки взволновал в негативном ключе, отчасти потому что напомнил об Империи, и еще больше о суровой северной провинции Раума, где высшей пробой считается вести себя так как Шолта (ну и пасти скот, сидя в грязных замках, разумеется, тоже).
Отступник встал, скомкал и швырнул измазанный черной субстанцией и собственной кровью лоскут в костер.
- Спасибо за доблесть в сражении. Я готов прикрывать ваши спины и доверяю вам прикрывать мою до тех пор, пока мы не обретем спасение. На это время наш путь станет общим.
Произнеся простые слова, Фейсах-Квадир церемонно поклонился спутникам подобно тому, как, согласно маалиманским обычаям, кланяются друг другу одинокие путешественники, повстречавшие общую опасность на чужбине и счастливые тем, что могут теперь объединить усилия.