... Прочертив яркую оранжевую дугу, глиняный светильник упал у основания стены из гведенны, и, громко звякнув, разбился. Огонь с фитиля перешел на масло, растекшееся лужей у основания стеблей Живой Лозы, и те вспыхнули резво и ярко, но огонь так же быстро и изошел на чадящий черный дым - слишком много влаги содержали в себе лозы. Когда комната наполнилась смрадом паленой кожи, Гораву стало не по себе от мысли, какой именно влагой были напитаны стебли этого жуткого растения.
При виде пламенеющего масла, растекающегося по каменному полу, внезапно ожила и таинственная незнакомка в парнисаанских одеждах - она молниеносно шарахнулась от огня прочь, устремив исполненный гнева и ненависти взгляд на того, кто стал причиной такой ее реакции; Горав почти физически ощутил, как языки пламени - нет, не того, что вылилось из разбитого вдребезги светильника, но пламени гнева девушки охватили его всего.
Между Горавом и незнакомкой встал Рори.
- Эй, вы чего? Ты, молодой-красивый, сжечь нас здесь всех хочешь?! И ты, тоже молодая, и наверняка невероятно прекрасная, судя по твоим чарующим очам, ты чего это шарахаешься и зыркаешь? Прекратите вы оба, немедленно. Чего удумали - пред лицом опасности в сто крат, в миллионы раз больше и страшнее, нежели какие-то лозы - вести себя неслаженно и неадекватно. Когтю Тьмы именно того и надо. А нам надо собраться и действовать сообща. Думаю, я единственный здесь, кто хотя бы раз видел гведенну в природных условиях, верно? У меня есть план. Рисковый, и кровушки прольется немало, но вам не о чем волноваться - кровь-то моя будет.
К Живой лозе ближе, чем на два ярда не подойдешь - она способна выстреливать молодыми ветвями-побегами именно на такое расстояние; таким образом, в ближнем бою проход никак не расчистить, не поставив себя под неотвратимую опасность. Луки и арбалеты, сами понимаете, против нее бесполезны. Единственный выход - это презреть желание сохранить свою шкуру. В конце концов, если никто не будет приносить в жертву что-то, подвига не выйдет, ведь верно? Ты, метатель огня, лечить раны можешь? Ну или огоньку поддать посильнее? А ты - что ты вообще способна делать, пряная барышня? Я вот что предлагаю: я брошусь на лозы, постараюсь прорубать проход. Я знаю, на что иду, посему сохраните дыхание и не сотрясайте воздух этими вот "неминуемая смерть" и прочей бесполезной болтовней. Вы тем временем и стараетесь расчистить огнем больше пространства вокруг меня, меня не жалея, и стремительно - невероятно стремительно - проскакиваете в образованный просвет. А потом лечите меня, как можете. Испытывать боль - мне не впервой. С той болью, которая до сих пор тлеет в моем сердце, боль по утраченной семье, сожранными и разорванными на клочки тварями, разрушившими мой родной Геллигаэр, я живу ныне и буду жить до своего последнего вдоха. Держать куски тела своего годовалого сына, понимая, что это именно он, лишь по родимому пятну на одном из кровавых ошметков, быть способным поцеловать уста убитой супруги, но не быть способным в последний раз обнять ее хладное тело, поскольку от него остались лишь голова и левая рука - таких ужасов не придумать и безумцам. Хотя... Безумные Боги сделали это, фарфоровыми руками своих марионеток. И ради того, чтобы - если не я, то хотя бы - кто-то смог внести свою лепту в борьбу с этими тварями, отомстить за все те утраченные жизни, сердца и души - мне и жизни своей не жалко, что уж говорить о бренном теле.
Молодой лучник с мрачной уверенностью кивнул, словно подтверждая свои слова, и вопросительно посмотрел на парнисаанцев.
Девушка внезапно заговорила:
- Я могу целительствовать... Если ты сможешь продержаться хотя бы несколько десятков ударов сердца, я смогу залечить тебя, - голос ее был тихим и мелодичным, не похожим ни на что, слышимое ранее Горавом.