Боль. Животное, попавшее в капкан грызет лапу, стремясь, прежде всего, прежде здоровья, благополучия и потенциально жизни - к свободе, и первым импульсом у Корригана был именно этот: выйти во двор, взять топор и отчеркрыжить руку вместе с браслетом к ебеням собачьим. Простое решение всех проблем, а два или три оставшихся ему года прожить калекой не такой уж плохой вариант по сравнению с тем, чтобы прожить его рабом богов, дергающих за ниточки его жизни во имя каких-то своих целей.
Поскольку это именно боги говорили теперь с Корриганом сквозь сны, он был уверен в этом как никогда. Никто другой не смог бы так. При резком пробуждении как вот это, от воющей, раскаленной боли, обычный сон утекал сквозь пальцы как вода сквозь очень дырявое решето, но охотник помнил каждое слово, каждый жест, каждую чертову деталь увиденного. Будь это обычным сном, даже навеянным дневными событиями, детали были бы хаотичны: у "отца" оказалось бы барсучье лицо, а корона в руках превратилась бы в кровянку Йорлена, или что-то в том же духе. Будь это память - под которую маскировалось это видение - его собственная личность и предпочтения оставались бы при нем, и он бы смотрел на события прошлого как Корроган-нынешний. Но нет, корроханы, эти кичащиеся своей чистотой ублюдки, для которых любой, кто осмеливается выбрать жизнь, отличную от их единственно-верной кротовой жизни, даже не умирал, нет,
вычеркивался из существования, - так вот, эти самые корроханы в видении воспринимались "благородными" и "мудрыми". Для сломанных и диссонансных синапсов Коррогана подземный народ, как эта Кайла, казался уродами, их отточенная, надприродная красота, что заставляла лопоухих юнцов Ветра едва ли не дристать сквозь штаны была более неестественной чем фарфоровые маски гварогов,
там, в Хорале. Но нет, в видении они воспринимались "прекрасными". Масса громких слов, как у того дикаря, словно две монеты, вышедшие из-под единого пресса. Слова-монеты. Покупайся, Корриган, на разговоры о высоком предназначении.
Что бы или кто бы не посылали ему эту пантомиму, оно навязывало свою волю, свое понимание. Кнут на руке и пряник в голове, присыпанный пустым, ничего не значащим титулом народа, к которому охотник с позиции своих лет мог испытывать одно лишь усталое презрение. Тридцать лет на поверхности, если не больше, и он давно уже не ребенок. Сменившему порядочно имен, лиц и тел не поздновато ли давить на детство? И - "Король Корриган", надо же. Почему не император всех кадарнов, раз так? Где размах, а?
Эти или схожие мысли кристаллизировались в сумбурном сознании охотника, пока он с приглушенными проклятиями бродил по единственной комнате хибары, одеваясь и обуваясь. О дальнейшем отдыхе не было и речи, поэтому в конце концов он выбрался обратно во двор, к угасшим углям, под разбитое молнией дерево, где и принялся ждать рассвета и формулировать дальнейший план, машинально баюкая руку.
Охотник был изношен своей странной жизнью как хорошо попутешествовавший камзол, до дыр, до разошедшихся швов, до заплат самого разного цвета и фактуры, и сейчас он хотел только дожить оставшиеся ему дни по своему желанию. Без революций, без подвигов, без богоборства, без спасений дохнущего мира, и без приближения кончины того же дохнущего мира. Пусть всё идет мимо, своим чередом, его это уже не касается. Впервые за жизнь, он был тем чем казался - просто охотником с края земли. Он выбрал эту безамбициозную жизнь, и когда кто-то посягал даже на эту малость... что ж, Корриган мог быть чертовски упрямым старым охотником, когда затрагивалось основное.
Наметив план действий, он принялся воплощать его сразу же, без промедления: по предутренней темноте что его глазам была как бело-черная гравюра, он вышел к общинному колодцу за водой, коей и унес обратно в хибару полных два ведра, тщательно заперев за собой дверь и даже подперев её табуретом. На первое время хватит, а потом может эти пришлепки, явно действующие по указке божественных кукловодов, денутся из города куда-нибудь к чертям собачьим. В них охотник видел сейчас главную опасность, как зверь замечает расставленный капкан, но к счастью, Каэр Кирх был достаточно велик, и Корриган твердо решил не давать никакого повода для встречи и вовлечения. Еды ему хватит минимум на неделю, воды теперь тоже. Как говаривают, "мой дом - моя крепость", и охотник собирался переждать ситуацию как осажденная крепость пережидала бы осаду.
- что вам думается об этом всём? бред-ситуация, верно? - усевшись обратно под дерево со шкурой, спросил он у шепотов в своей голове. Не то, чтобы те когда-либо отвечали что-то связное, если отвечали вообще, но Корроган взял за дурацкую привычку общаться с ними как иной одинокий охотник общался бы с собакой, такой же тупой и бессловесной тварью как и безумные боги, если подумать.
/музыка:
ссылка