Лежал Мойша, да не выдержал - начал петь. Он вообще петь любил, а когда лежишь, ни подраться, ни поговорить, ни по бабам пойти, так особенно.
- Две капли свернут, сверкнут на дне,
Эфес о ладонь согреешь.
И жизнь хороша, хороша вдвойне,
Коль ей рисковать умеешь.
Таки да! Таки да!
Почемууу бы неееет.
Таки да! Таки да!
Коль ей РИС-КО-ВАТЬ умеешь!
Когда прервал его крик неведомый, Мойша главное вычленил - именем Гороха им приказывать пытались. Однако, всё равно зол остался за куплеты прерванные.
- Шо за поц нэприятный мине тут песню испортил?! - недовольно вскричал Мойша, сорвал с себя покрывало и перепрыгнул борт телеги, - шо, мама совсем нэ дома? Имею вам сказать, мы итак стоим тут, как статуя Рюка Дишелье!(*) Интэрэсные люди, шоп я так жил. Голову не морочьте, построиться в колонну по четыре и представиться по форме, сами хто такие?
Вещал гневно Мойша, забыв, что вид у него теперь далеко не так грозен, как раньше, а сам глазёнками только зырк-зырк. Нет ли у стражников меча по его руке? Оно, конечно, можно и дрын в лесу отломать, да только мечом сподручнее. Небольшим. Котаной басурманской, как у царевны Дарьи. Бывало, Мойша над этой котаной ржал обидно, а сейчас бы обрадовался ей.