-- И я! - воскликнул Урист, поддерживая своего приятеля...
...Тащили дварфов головой вперед - на всякий случай.
Переправили немало дварфов. Не все из них были в состоянии передвигаться, но определенно все подавали признаки жизни, заведомо омраченной, владельцы были обречены влачить дальше жалкое существование калек и уродов. Так думал и Урист, пока они с Варрогом не водрузили на выбитую дверь, которую использовали в качестве носилок, престарелого фогта с перебитыми рухнувшей балкой ногами. Урист, взявшийся за дверь в ногах пострадавшего, имел возможность заметить на указательном персте обгоревшей правой руки золотую печатку с обсидиановой шайбой, на которой твердым как некогда державшие своды пещеры столпы шрифтом были высечены инициалы "I.F." - Инглин Фейн, автор, как он позже поведал, многочисленных трудов по истории народностей дварфов.
Инглин пострадал, пытаясь спасти из Архивов ценные рукописи. Он нес их столь много, что те загораживали ему обзор - и фогт, услыхав металлический скрежет сверху в последний момент, рванул вперед, споткнувшись о тело почившего дварфа. И тяжелый монолитный кусок металла придавил обоих: труп он попросту раздавил, Инглину раздробил бедра. Для дварфа, пожалуй, ужаснее могла быть только утрата рук или бороды, но старец лишь вслух размышлял об устройстве, которое позволило бы его братьям по несчастью вновь обрести возможность двигаться свободно. Уриста утешал его тонкий голос, среди окружающего хаоса звучавший как птичья трель, но он, слушая Инглина лишь вполуха, думал об отце и брате. Тревогой полнилась его душа, пока его думы не оборвал спасенный:
-- Ты, должно быть, думаешь, как я не потерял разум в этой бойне, мальчик, - дрожащим голосом промолвил престарелый фогт, сжимая кипу спасенных писаний, - Это долг. Перед народом. И отечеством. Долг сильнее желаний. И важнее. Личное, мальчик, не значит важное...
И вот он стоял рядом с Варрогом и еще парой незнакомых ему дварфов, относительно целых, и посему выделявшихся в этой давке среди страждущих, перед главой всех леигенов. Зычный голос Архимастера словно молот окончательно пригвоздил к сердцу Уриста мысль о долге. Но и личное нашло отражение в сем призыве: ведь попутно он мог разыскать родных!
-- И я! Меня тоже запишите!