Тьма над сознанием рассеялась и накатила слабостью. Было холодно и все болело. Особенно скула и руки, которые кто-то через силу впихнул в железные браслеты, ног он почти не чувствовал, наверное, сидел очень долго в неудобной позе. Нет-нет, душил кашель, сухой, дерущий горло. Кто-то набросил на голову что-то типа тряпки ничего не было видно по сторонам, кроме пути прямо перед собой. Он сидел в телеге, которая "прихрамывала", видимо, мастер-ломастер неправильно подогнал оглобли, либо колеса были слишком малы, оттого трясло, телега проваливалась, причиняя боль. Северянин пошевелился и кто-то вскрикнул на незнакомом языке, чем-то пребольно огрел по хребтине. Вокруг резко запахло беспокойством, замешанным на страхе и чем-то еще, более сильном. Пришлось сгорбиться, чтобы не пропустить еще один возможный удар.
Кто я?
Вопрос пришел внезапно, осенил и повис в воздухе. Зачем я здесь и почему? Память открещивалась. Не помню, ничего не помню, ничегошеньки. Что я натворил, что Боги со мной ВОТ ТАК? За что?
Телега остановилась, остановив поток бесконечных и отчаянных мыслей и неуверенные и озлобленные люди потащили его за собой. В дом, откуда пахло едой, в дом, который был похож на чужую нору большого и сильного хищника. Эй, что мы там забыли? Я не хочу туда. Там опасно, глупые вы. Не пойду... Он встал, всего на удар сердца, потом вспомнил, что эти трусливые людишки умеют драться, пусть подло, пусть вдесятером на одного и понял, что не хочет быть битым из-за упрямства. Надо выжидать, пока.
Люди втащили его в большой зал. Зал был разделен и светом и двумя ступеньками на две части. В первой было почти темно и она была явно ниже, вторая была освещена ярко и находилась выше, как бы довлела над входящими. Люди подвели северянина к ступеням и зашли ему за спину, он весь напрягся, ожидая подвоха и как-то разом почувствовал на себе взгляды доброго десятка глаз, самый безобидный из которых был безучастно-любопытный, были и те, кто смотрел с явной ненавистью, такой, что заставляла кулаки сжиматься, а шею втягиваться в плечи в ожидании поединка.
А потом, потом начался странный ритуал. Два человека говорили. Громко, но непонятно, потом говоривший остался только один и он взывал к нему с правом вожака, явно что-то требуя и ожидая на языке, которого северянин не знал или быть может не помнил. Он посмотрел на говорившего и ничего не сказал.