Просмотр сообщения в игре «Магия музыки»

Алена почти не помнила свою мать: та ушла, когда ей было четыре, и больше не возвращалась. Она ничего о ней не знала и узнать не стремилась, забыв даже ее имя. Отец ее был человеком неплохим, но характер имел суровый и вспыльчивый, а любовь проявлять не умел, хотя и, безусловно, испытывал. Малышкой она его боялась, позже – избегала. В детстве ею в основном занималась бабушка, мать отца, а когда той не стало - довольно рано, Алене тогда едва исполнилось двенадцать, девочка была все больше предоставлена сама себе. С отцом по-прежнему ладила плохо, и тем хуже, чем старше становилась, превращаясь из девочки в девушку, сталкиваясь со всеми связанными с этим проблемами и переживаниями и упорно не находя в нем столь истово желанного понимания. Училась с переменным успехом - не потому, что не могла, а потому, что не хотела. Ей претили правила и обязательства, она была бунтаркой и пацанкой, дралась, курила, спорила с учителями, прогуливала уроки. Острый ум и хорошая память, впрочем, позволили ей закончить школу всего с парой троек и поступить в университет, и она с радостью уехала учиться в большой город, подальше от строгости отца и опостылевших улиц родного городка, в котором никогда ничего интересного не происходило. Отец отпустил – да и был ли у него выбор?

С Каримом она познакомилась в универе на праздновании экватора. Он покорил ее яркой внешностью, красивыми ухаживаниями и совершенной непохожестью на тех парней, с которыми она привыкла общаться – сильный, властный, уверенный в себе, принципиальный, он не позволял ей себе возражать, и ей это нравилось. Он принимал решения, брал на себя ответственность, не позволял ей за себя платить, хотя она еще с первого курса устроилась на подработку в супермаркет в вечернюю смену, не желая зависеть от отца. У него была квартира, машина, стильная дорогая одежда и деньги. Он не пил, не курил, не ел мяса, не ходил по клубам, безмерно почитал отца и трепетно относился к вере, хотя и производил впечатление толерантного в этом вопросе человека. Он был хорош в постели и неглуп в общении. И ей казалось – чего еще желать? Ей так хотелось, чтобы ее приручили.

Но приручили, а не поработили.

Курить она бросила сама. От мини-юбок, глубоких декольте и открывающих живот топиков заставил ее отказаться уже он. А также бросить работу и общагу и переехать к нему. Тогда она не видела в этом ничего плохого - наоборот, это казалось признаком серьезных намерений. В прошлом остались и старые компании, в которых она теперь чувствовала себя чужой. И это тоже ее не испугало – она была влюблена и видела только его, тянулась к нему, растворялась в нем, готова была ради него на все. Покоробило ее только то, что отец, с которым она однажды решила познакомить Карима, узнав о том, что тот мусульманин, вспылил и сказал, что ни за что не отдаст дочь за иноверца, и что ей придется выбирать между ними. Она выбрала любовь. Тогда отец в сердцах заявил, что больше не желает ее знать, сказал, что она еще пожалеет о своем решении, разбил подаренный ею мобильный и выгнал их из своего дома. Карим увез ее тогда, расстроенную и злую, и утешал тем, что если отец от нее отказался, то он не откажется никогда.

Но она пожалела. Некоторое время спустя она начала задыхаться в своей золотой клетке, и, взглянув на свою жизнь протрезвевшим, не замутненным влюбленностью взглядом, поняла, что от нее как от личности почти ничего не осталось, она стала просто безликим и бессловесным приложением Карима, а то, что раньше казалось ей похвальным проявлением мужской силы, инициативы и независимости, на деле порой оказывалось обычным деспотизмом. Она не имела права голоса и права на мнение. Она не могла решать, как ей проводить свое время, как одеваться, как краситься, с кем общаться. Она не могла уйти из дому, не объяснив, куда и зачем она идет и когда вернется. Любое опоздание вызывало волну беспочвенной ревности и массу вопросов, даже если она просто задержалась в парикмахерской, а ее парикмахером (и это он тоже проверял) была женщина. Она не имела права даже смотреть на других мужчин, не говоря уже о том, чтобы заговорить с ними. Он запрещал ей пользоваться соцсетями и тщательно отслеживал историю поиска в браузере, ее звонки и смс, при этом требуя абсолютного доверия и беспрекословного подчинения себе.

Вчера у Карима были какие-то дела, в которые он ее никогда не посвящал, а она решила, что может позволить себе выйти в торговый центр прогуляться и присмотреть пару летних платьев – конечно же, длинных и закрытых – и не заметила, что у ее мобильного сел аккумулятор. Дома ее ждал не просто скандал – Карим кричал, швырялся предметами, выпытывал, кто ее любовник, грозил расправой, не желал слушать никаких объяснений и в пылу ярости замахнулся на нее. Она успела увернуться, но поняла, что больше так не может, сказала, что уходит, начала собирать вещи. Он сменил тактику, успокоившись и перейдя к психологическому унижению и игре на чувствах, то взывая к ее любви и жалости, то говоря, что она без него – никто, то извиняясь и обещая, что такого не повторится. Она старалась не слушать, хотя его слова попадали точно в цель, сея зерно сомнения и сожаления. Тогда он снова начал злиться, говоря, что он запрещает ей уходить, что она не посмеет этого сделать.

Она посмела. Но он вырвал сумку у нее из рук, и она убежала ни с чем, слыша вдогонку, что ей некуда идти и она все равно скоро приползет к нему на коленях вымаливать прощение. Она еще некоторое время бежала, избегая проезжих частей из страха, что он поедет за ней, и то и дело оглядываясь, но он, видимо, не посчитал это нужным или достойный себя, уверенный, что безнадежность непременно приведет ее обратно. Вот только она не хотела назад. Ни к нему, ни в жизнь до него. Выплакав все слезы, она поняла, что в эту тюрьму не вернется ни за что. При всей бедственности своего положения она впервые за долгое время почувствовала себя свободной. Но и дорога вперед не спешила ложиться ей под ноги. У нее не осталось друзей, к которым она могла бы обратиться – не говоря уже о том, что даже позвонить кому-то у нее возможности не было. И, выйдя на трассу, она решила, что либо покончит с собой, либо поедет с повинной к отцу, склоняясь все же ко второму, потому что самоубийство всегда считала глупостью и слабостью. Но было уже поздно, а до ее родного городка было больше двухсот километров, и, прекрасно понимая, как выглядит одинокая девушка ночью на трассе, она не спешила пользоваться автостопом и, когда ее увидел Раэль, уже долго брела по обочине в некоторой прострации, не будучи даже уверенной, что ее город именно в той стороне, куда она идет.