Длинный двуручный меч очертил ослепительную линию, разрубая грудь кмета, потом крутанулся над оскаленной головой наёмника и закончил свое вращательное движение, смахнув выставленную вперед чужую ногу. Кор качнулся влево, отпугнув острием меча двух крестьян, и метнулся неожиданно вправо. Пока чужая пара метила ему в грудь, он сделал глубокий выпад и подрубил голень одному, потом поднялся на опорной ноге и вторым росчерком распорол горло второму. Раз-два – и он уже развернулся назад, отметив краем глаза, как ловко Шип прикрывает тыл. Отрубил руку, что сунула нож в лицо Хурту, парировал направленную в тело косу, полоснул идиота, в него её направившего, и, пригнувшись, скользнул к Герману. Спиной к спине бились все, на небольшом расстоянии друг от друга. Галом, парируя сразу по три-четыре атаки, сравнил себя с Либрюсом, известным скользким типом, которого, как говорят, царапнуть даже никто не умудрился.
Усталость одолевала тело, руки и ноги наливались свинцом, меч с каждым взмахом становился всё тяжелее, а заходящее солнце время от времени слепило глаза, мешая концентрироваться. Сказывались недавние драки, попойка, да ещё и прогулка пешкодралом. Но подыхать от грязных лохматых уродов, богатым, и денег этих не растратившим было препаскудным делом, делом непозволительным и настолько возмутительным, что наёмник лишь скрипел зубами, рубил люто, да матом всех поливал.
Уроды, словно тараканы, облепили Циклопа-Шипа, а вот Дрозд, как маслом смазанный скользил между гадами, иногда подрезая кого. Ряды засранцев редели, а потом и вовсе начали отступать, паскудно скуля и воя. Галом в эйфории бросился было вдогонку, затормозил, сообразив, что битва кончилась, запнулся, ногой в чей-то желудок угодив, и мордой оземь ударился. Лежит, смеётся, от ситуации дебильной. Столько выдержал, и под конец всё равно по морде получил, прям таки привычка завелась, в отряде этом.
Встал, мешок свой проверил, вытряхнул что затоптали, кусок мяса в рот сунул, палкой с ботинка кишки снял и деньги в сумке нервно проверять полез. Вздохнул облегчённо, бровь рассеченную куском тряпки зажал, и на поле боя взгляд упёр, на двух бугаёв мёртвых, на землю под ногами от литров крови чавкающую, на ноги, руки, головы отрубленные, на Джека, что к Бородатому пошёл, на Шипа, из под кучи тел пробивающегося, на Дрозда, без царапины единой стоявшего, на Хурта, что-то нервно бормочущего под нос. Пожал плечами, и сел тетиву натягивать.