Заглянул Кляйн в конюшню. Зашёл, посмотрел. Нет дядек нехороших из тех, что самоубийство посредством Германовой алебарды совершить обязаны. И тварей нет. Только лошади, только сено. Хорошо, конечно. Лошадки всегда хорошо. Особенно, когда ходить благодаря им меньше надо. И поклажи меньше таскать. Но сейчас, памятуя о подкреплении, что на пацанов вышло, стоять да умиляться времени не было. Поглядел Герман, развернулся, да вышел вон.
Вышел. А снаружи пиздец какой-то произошёл. Шип с ебалом раскроенным, Джек орёт, да набегает, Освальд с миной на лице, напоминающей отчего-то Юйских монахов в период запора, ворога какого-то пилит. Не хорошие дела. Ну а хуле, ничего без дядьки Кляйна же не могут. Порадовался Герман нужности своей. И на помощь поспешил. Полпути прошёл, крикнул:
- Хэээй!
Улыбнулся святошам, желтизной нечищенных зубов сверкнув. Помахал левой ручкой ненавязчиво так. И, пока оставшиеся метры до святош дошёл, окрикнуть их не особенно дружелюбным тоном успел.
- Меня, пидоры, не забыли?
Ну а что. Какое-никакое отвлечение внимания. Деморализация противника, как в роте регулярной ещё один сержант ругался. Отвлечётся кто из них, Джек его зарубит. Или Шип съебаться успеет. Или ещё что. Нормально.