Подобранные Азарантом очки были, собственно говоря, уже не предметом, а так, разломанным сборищем деталей, по которым лишь поднапрягая воображение можно было понять изначальную функцию; даже обломков стёкол в рамках не осталось.
Пытаясь припомнить что-либо по василискам, Азарант, увы, не вспомнил ничего более того, что вспомнила Эрика (хотя ни тот, ни другая мыслей друг друга читать не умели). И да, что-то там было с особыми свойствами их крови, но что... честно, биология, даже магическая, не были областью экспертизы чародея.
Зато знание Черной Мамбы касательно "Царя Змей" было своим, шкурным. Незадолго после того, как она покинула родную Жаммейку, ведьма путешествовала через странные западные земли, полные одиноких городов и скрытых в туманах поселений. Здесь, среди продуваемых ветрами кряжей, дорога привела ее к деревне, одной из тех крошечных холмовых деревень, которые на картах ни обозначены и особо к этому не стремятся. Человеческий шум впереди и лица призраков, видимые под каждым камнем, сделали шаг ведьмы осторожным - не таясь, но и не делая свое присутствие явным, стоящая за большим валуном ведьма имела возможность видеть, как отряд солдат в алых плащах длинными пиками сгонял закованных в цепи жителей деревни - детенышей, мужчин, женщин, всех - перед высокомерный лик жреца в пурпурных одеяниях. О чем провозглашал, размахивая жезлом, жрец, ведьма не расслышала, но похоже он обвинял сельчан в каком-то страшном преступлении и выведенный вперед низкий, восьмилапый, толстый зверь в золотом ошейнике был их палачом. Каждого сельчанина поставили на колени и заставили смотреть в светящиеся глаза василиска, - мгновения хватало, чтобы провинившийся застывал камнем, во все той же раболепной позе, как вечное напоминание собственного унижения и покорности. Один из сельчан, молодой парень каким-то образом вырвался, бросившись на стражу. Может помогли ему его боги, может быть благоволила ему удача сродни тех, что порыв безрассудного отчаянья превращают на миг в оружие, но каким-то образом он вырвал пику одного из солдат и ударил ей зверя, и тот, разъевшийся и привыкший к покою клетки, взбесился от боли, - несколько солдат застыли камнем, пока зверя не успокоили; смельчак, конечно же, пал задолго до этого. И так и осталось бы это эпизодом незначимым, но один из окамененных был начальником солдат, судя по крылатому шлему, и должно быть важная он была птица, раз жрец повелел обезглавить прирученного волшебного зверя, чтобы кровью его, свежей и еще дымящейся, ровным слоем покрыть окаменненного воина с головы до пят. Вот как только всего и покрыли - ожил он, как ни в чем ни бывало. Посмотрел на труп "Царя Змей", сплюнул огорченно, о чем-то с жрецом переговорил, на сердитых тонах весьма.
Что дальше было - не так интересно. Мертвого парня распяли посреди окаменевших сельчан; солдаты вскоре ушли, унося с собой василисково тело, и безымянная мертвая деревня погрузилась в молчание, нарушаемое лишь карканьем ворон, слетающихся на скудную свою поживу.
Пока отряд предлагал и спорил, - не высказался к этому времени один лишь Самуил, - Бракси внимательно прислушивалась, морща лоб и (возможно по инерции) шмыгая носом. Всеобщий разбирала она явно с пятого на десятое, но слушая тон и доступные ей обрывки слов, по крайней мере хныкать перестала. При словах Энрике "готовы выступать" гномо-гоблинша и вовсе начала нетерпеливо подпрыгивать в седле.