В высохшем жёлобе даже для взгляда охотника царила кромешная, пыльная тьма, крадущегося впереди Ирениуса впереди выдавало лишь тихое сопение, а Роско не было и вовсе слышно. Сопение усилилось когда дварф начал протискиваться вперед, но надо отдать ему должное - в каких бы тайных коридорах и скрытых будуарах не приобретал свой опыт менестрель, протискиваться в узкие лазы ему явно было не впервой. Энрике последовал за ним, стараясь не шуметь, ощупывая пальцами крошащуюся землю, что сужалась вокруг него словно сохнущая кожа пыточного сапога. Он двигался по два-пять сантиментров, подтаскивая за собой копьё, стараясь слиться с темнотой, несмотря на то, что никогда до того в жизни не пускал её далее некоей внутренней границы, не позволял по-настоящему стать с ним единым целым.
Энрике оставался слишком человеком. И поэтому когда он неловко зацепился копьём за какой-то невидимый высохший корень, то наделал шуму - немного, но достаточно чтобы вскоре сбоку и сверху от него послышались шаги приближающегося вафу-хай. Охотник, большей частью ещё снаружи от лаза, застыл и вжался в стену туннеля, как если бы это могло ему помочь. Явно Старая Кожа не был настолько глуп, чтобы поставить невидящего в темноте стража охранять дверь.