Глядя как матросы укрощают зеленого змия, налегая на дополнительные порции грога, выданные для поддержания высокого морального духа, трезвый Гудвин фрустрировал, пытаясь понять что же они все упускают. Казалось бы, одержана славная победа над опасным противником и лишь гибель Сливы омрачает полное торжество над силами злобных Йаррашепоклонников. Но параноиком маленький гном слыл недаром и дурные предчувствия его усиливались с каждой минутой.
Как самый интеллектуально оснащенный член экспедиции, он чувствовал ответственность за все непредвиденные неприятности, в которые они вляпались, вляпываются сейчас и будут вляпываться в будущем. Их можно и нужно предвидеть! Тидея молчит, но от Гудвина не скроешь правды: ресурс лечильной палочки истощается и скоро придется лечиться, прибегая к естественным ресурсов организмов. Это сильно замедлит экспансию. Да еще и с филатерией этой незадача вышла: почему ее не оказалось в комнате с колоколом? Неужели Даен ее носил с собой и ее засосало вместе с ним в ад? При мысли о том, что озлобленный лич скоро вылезет на дно моря и начнет строить планы мести у Гудвина начинал ныть крестец — еще один верный признак, что победа на острове была не такой уж и полной. А колокол? Неужели придется хранить могущественный артефакт, не используя его возможностей? Как активировать колокол непонятно, а экспериментировать с ним слишком опасно... да и крови пару бочек так и не взяли из запасов Даена, хотя Гудвин и просил их об этом. Наверное, просто силы не хватило, надо же было Сливу тащить, задери его Йарраш.
От невеселых мыслей гнома отвлек старпом, который затянул песню "Еще не вечер", совершенно игнорируя тот факт, что солнце как раз конкретно закатилось за горизонт, демонстрируя изрядно потускневшую уже кирпично-багровую зарю на краешке неба. Так неудачно подобрать песню под время суток — это надо иметь совершенно особые способности, которые почему-то особенно часто встречаются среди альтернативно одаренных бардов. Гудвин раздраженно цыкнул зубом и направился в обход грот-мачты к корме, чтобы с правого борта посмотреть как там остров Даена поживает: совсем утонул или процесс погружения замедлился в какой-то момент? Он вперил взгляд в темноту над протяжно плещущим морем туда, где виднелся до сих пор столб дыма над уничтоженной обсерваторией и долго вглядывался, молчаливо выбиваясь из общего оживления выпивающих матросов, хрипло каркающего свою неуместно бодрую песню старопома и глухо гудящих на ветру снастей "Звезды".
Смутное беспокойство продолжало снедать Гудвина и вглядывание в тонущую модель апокалипсиса не могло его успокоить. Он пробрался к трапу и спустился на нижние палубы. Какой-то непонятный инстинкт гнал гнома вниз: осмотреть периметр, проверить всё ли в порядке, нет ли чего-то лишнего или наоборот, чего-то не хватает. Начал Гудвин с того, что выпустил свою ручную крысу, которая ориентировалась в хитросплетении корабельных помещений гораздо лучше чем сам Гудвин. Лоренс (Гудвин, после того как перестал быть Санни поменял имя и Конраду) подергал своим гибким носиком, расправил маленькими розовыми лапками усы, помятые от долгого сидения в кармане робы и шмыгнул куда-то. Безошибочный крысий инстинкт привел его, минуя лазарет и матросскую спальню, в форпик в носовой части трюма, где хранилось пищевое довольствие корабля. Там он ловко протискиваясь в щели среди нагромождения ящиков и бочонков со снедью, устроил инвентаризацию припасов. Быстро стало понятно, что голодная смерть экипажу пока не грозит и Гудвин оставил своего маленького друга для более детального исследования вопроса, а сам двинулся дальше. Чтобы уж точно ничего не упустить, маленький маг сотворил простенькой заклинание выявления волшебных аур. Очертания предметов чуть потеряли в резкости и на перифирии обозначились разводы от собственных артефактов Гудвина. Оснащенный таким образом, гном двинулся вглубь и вниз "Звезды".
Миновав звенящего противнями кока, маг пробрался по узкому коридору мимо капитанской каюты и спален пассажиров в пустующую кают-компанию. Жестяной осветитель поскрипывал, раскачиваясь над засаленным карточным столом, но не светил: кто-то, заботясь об экономии масла, прикрутил фитиль до упора и лампа погасла. Темнота Гудвина не пугала и не мешала ему, он видел в темноте даже лучше чем при свете дня, поэтому, не сбавляя хода он безошибочно обошел все препятствия и проследовал еще ниже и глубже, не касаясь слегка влажных черных деревянных шпангоутов и бимсов. Они скрипели и стонали вокруг него, пока он пробирался сначала к носовой части, а затем и к корме. По дороге он заглянул в кладовую плотника, а в мучную кладовую, по совместительству выполняющую роль винной кладовой, попасть не смог, проверил лишь, что большой амбарный замок, защищающий стратегически важное помещение, надежно заперт. Он знал, что когда ром кончается, когда люди перестают получать свою обычную дневную порцию грога, тогда вероятность мятежа значительно возрастает. В таком аспекте уменьшение количества матросов выглядело не такой уж и плохой новостью. Меньше ртов, значит, припасов хватит на большее время. Надо будет спросить капитана на какой период хватит спиртного для всех при условии сохранения порции в четверть пинты рома на три четверти воды. Гудвин осмотрел парусную кладовую, баталерку, кормовые канатные ящики и трюм, пока пустой, если не считать упаковочных клетей, в которых сиротливо лежали два ящика с добытыми в бою монетами. Тут же, неподвижный и грозный, покоился гроб с вампиром. Довольно удачно вышло, что присутствие могущественной нежити отпугивает матросов, которые, в иных обстоятельствах, может, захотели бы поживиться нажитым с таким трудом богатством. Пожалуй, Сливу тоже можно разместить здесь — холоднее помещения во всём судне нет.
Закончив осматривать трюм и среднюю часть судна, Гудвин вернулся туда, откуда и начал осмотр: в форпик с продовольственными припасами. Оставалась еще одна неосмотренная комнатка, неприметная дверца в которую была как раз совсем рядом.
Канатный ящик находился в самой передней части форпика, где корпус корабля сужался к носу, и представлял собой не помещение в полном смысле слова — две двери имели всего три фута в высоту, а от палубного настила до потолка там было немногим более четырех футов, — но скорее каморку для хранения якорных концов. По каким-то причинам эта небольшая каюта была почти пуста и ее давно уже присмотрел под свои цели сам Гудвин. Он неоднократно ночевал там и разучивал заклинания, зная, что тут его никто не найдет и не прервет концентрацию. К тому же плеск волн, такой мерный и успокаивающий, звучал именно тут особенно мощно и гулко, резонируя об форштевень, так что сны здесь снились особенно живые и не такие кровавые как в пассажирской каюте.
Ничего. В ходе осмотре не нашлось дополнительных причин для беспокойства, так что приступ тревожного настроения чуть отпустил маленького чародея и он нашел в себе силы сделать то, что так долго откладывал. Сходив за пером и пергаментом, он устроился в своем маленьком логове (но для гнома — в самый раз, даже уютненько) разложил рядом с собой магическую книгу, чернильницу, пергамент и кусок сыра и погрузился в мир колдовской абстракции, время от времени делая пометки на листе, который постепенно покрывался вязью убористых аккуратных рун.