- Э-э-э, - протянул Руслан, пересматривая записку. - Сегодня же? 16 написано. И во второй части тоже. Сегодня 16.
Спасение. Это слово прозвучало и растеклось по всему телу, вызывая неприятные ассоциации и портя настроение. При всех своих грехах и недостатках Гудиев считал себя хорошим человеком. И совесть, опьяненная мечтой об успехе, внезапно протрезвела и зашевелилась.
- Слушай, бро, я тут заметил, да. Гражданин, которого сбили, он же 98 года рождения. То есть четырнадцать лет всего ему. Ребёнок ещё, пацан. А гражданка эта, женщина всё же. Зная то, что мы знаем, можем мы всё как есть оставить? Точнее ты. Мне в институт завтра, рано лечь надо. Да и сделать ещё многое надо. Домашку там, прибор усовершенствовать, - внезапно сдал назад Руслан. Покидать дом и идти куда-то допоздна ему не хотелось. Впрочем...
Гудиев вспомнил свои фантазии о спасённых женщинах, отдающихся ему прямо на месте спасения. О ментах, чествующих его. О уважении, которое он может этим заработать. Ему хотелось стать героем... в хорошем смысле этого слова. Умирать (а в записке шла речь о ноже) ему не хотелось. Вообще, он предпочёл бы спасать, не отходя от дома, а лучше совсем из него не выходя.
Но сейчас психовать было рано. И, не говоря другу о своих мыслях, Руслан продолжил убеждение:
- Хотя не, почти всё из этого может подождать. Заодно и проверим, не врёт ли прибор, раз уж сомневаешься. Наука требует жертв, - Гудиев хохотнул, хотя предчувствия были самими плохими и на душе скребли кошки. - Да и потом, представь, что прибор работает. И мы в будущем там были. И если мы сейчас не пойдём, то в будущем не сможем отправить такое сообщение. И случится парадокс. И что тогда?