Брён, сидя на кресле, перелистывал стопку своих эскизов. Около десятка белых листов стандартного формата, чуть помятых и потрепанных из-за небрежности их хозяина. Поджав губы, парень углубился в изучение своих рисунков. Он сидел вот так вот уже около двадцати минут, а эскизы все не кончались. Или, быть может, это он так медленно смотрит?... Почти на каждом бумажном листе, обведенные ярким, черным карандашом, на парня смотрели довольные кошачьи глаза, которые художник подолгу прорисовывал, имея повод наблюдать за их владельцем. Пушистым, рыжим котом, глазеющим на него целые дни напролет.
– Рыжий чёртик…
Оливер улыбнулся, вспоминая, как пытался прогнать животное с пожарной лестницы.
Парню совсем не нравилось присутствие кота. Это наглое, рыжее существо приходило каждый день, садилось за толстым стеклом и смотрело на него с таким странным выражением на пушистой морде. Насмехается, гадал юноша? Может быть и насмехается. Котов сложно понять.
Оливер ухватил пальцами тонкий краешек бумаги, вытянув из стопки листов пожмаканный рисунок.
Это был странный кот. Оливер совсем не понимал зачем он каждый раз поднимался на его этаж, садился на теплых металлических ступеньках пожарной лестницы и ехидно глазел сквозь надежное стекло за тем, как парнишка суетиться в своей тесной квартире. А ведь коту нравилось. Бывало, когда взгляды человека и кота соприкасались, парню казалось, что он заметил на усатой морде рыжего чертенка улыбку. Это было безумием, но… Иногда Брёну казалось что это действительно так. Что тогда кот улыбался ему. Как старый, надежный приятель, с которым ты не виделся пару лет…
Оливер повернул в руках листок бумаги. Этот котячий портрет нравился ему больше всего. В нем была какая-то загадка… Может, она крылась в том, как были сведены рыжие ушки. Может, она пряталась в его хитрых, больших глазах, таких светло-зеленых и ярких-ярких. А может, Оливер сам придал рисунку тайну. Сам подрисовал нужные детали, приправил нарисованного котика таинственностью, внес скрытый смысл… Может быть. Художники такое любят.
Брён улыбнулся шире. Ох... как же его бесил этот кот! Первые дни парень просто места себе не находил. Куда бы ни ушел – вечно это зудящее ощущение в районе спины. Даже выходя на улицу приходилось постоянно оборачиваться и смотреть, не затаился где-нибудь на дереве рыжий комок шерсти?
Весело было. Оливер бегал за котом, а тот от него. Потом юноша стал его рисовать. Что-что, а позировать пройдоха умел. Создавалось впечатление что кот специально приходил к нему чтобы его нарисовали. Парень даже кличку котяре придумал. Чёртик.
Художник оторвал себя от размышлений, резко поднявшись с теплого кресла. Бумага рассыпалась по полу, с шорохом легла на ковер и застыла. Юноша подошел к окну, где, совсем недавно, сквозь стекло, на него смотрела самодовольная рыжая морда. Сейчас ступеньки на которых обычно сидел кот пустовали. Некого рисовать. Не на кого злиться. Некого прогонять с пожарной лестницы...
Одним словом – ску-ко-та.
Оливер открыл окно и вылез наружу. Был вечер. Духота нависла над городом. Небо, озаренное закатом, приветливо выглядывало из-за черных и громоздких домов. Брён оперся о перила, с поднятой головой смотря поверх серых крыш. Кот ушел и наверняка больше не вернется, и мысли об этом навевали грусть.
– Рыжая бестия, – скривился Оливер, хоть на самом деле он совсем не хотел обидеть этими словами кота.
Он посмотрел на улицу под ногами. Втянул воздух с примесями машинного дыма и гари. Чёртенка тут не было, но хитрый кот по-прежнему не давал покоя.