— Шкуру пори, не жалко, а косы не трогай, не разрешаю. Я их как заплел и месяца не проходил, и они мне нелегко достались. Видишь, из какого они волосу? Основа конская, и краски настоящие, квасцовые. Это, брат, не мочальный товар, это понимать надо… Я и так богом обиженный: свои-то в литейке остались… Так что волос не касайся, понятно? - израненый Доргар бредил в лазарете на руках фельдшеров, бредил многословно, бредил жалобно, бредил грозно.
— Слушай ты, чудак, размочи… размочи кровяные волосья спиртом, разведи после у раны осторожненько, полегонечку, я стерплю, — жалобно предложил фейерверкер, замерший и неглядя пялящийся закатившимися бельмами глаз в подволок.
— Сука ты плешивая! Черт лысый, поганый! Что же это ты делаешь, паразит? Иди ты со своей помощью!.. — задыхаясь от негодования и бессильной злобы, ругался Тэворин. — Вредитель ты, верблюд облезлый, чума с ланцетом! Что ты с нарощенными косьями сделал, сукин сын? А если мне их к людям опять выходить придется, что я тогда с лысыми проплешинами буду делать? Слезами плакать? Ты понимаешь, что обратно, как ты их ни вплетай, они все равно будут по узлу топорщиться? Стерва ты плешивая, коросточная! Враг народа, вот ты кто есть такой! Сухое дерево ты, а не человек! Даже не дерево ты, а гнилой пенек! Ну, есть ли в тебе ум? А еще тоже — пожилой человек, постыдился бы за свои такие поступки! У тебя в голове самого небось одна дохлая волосинка под бородавкой жила, да и та небось как с голоду подыхала… Уходи с моих глаз долой, торопыга ты несчастная, лихорадка об двух ногах!