Утро и вечер поменялись местами. Когда-то, в начале, это раздражало. Немного. Как смена часовых поясов, выбивающая тебя из привычного ритма жизни.
Жизни…
Иногда так сложно избавиться от привычной… терминологии.
Триш не открывала глаз. Свое состояние после пробуждения она описала бы как приступ лени. И ей было скучно. Она подумала о том, чем могла бы развлечь себя, но и об этом было лень думать. Подобная взаимоисключающая ситуация была нормальным для Триш состоянием. Чтобы избавиться от скуки, нужно что-то предпринять, но… лень.
Триш вспомнила Лао-Цзы.
Повседневный мир людей ясен и очевиден,
один лишь я живу в мире смутном,
подобном вечерним сумеркам.
Потом она подумала, что это пошло. И не соответствует моменту. Она открыла глаза.
Ее спальня больше всего напоминала будуар. Что-то из маркиза де Сада… Как декорации к одной из его книг. Триш пыталась вспомнить, что именно она читала, когда занималась оформлением спальни. Точно вспомнить не смогла и забросила и эту мысль тоже. Ей внезапно захотелось что-то изменить в интерьере. Это желание наполнило ее энергией. Но ее было недостаточно для того, что бы в самом деле что-то сделать.
Она перевернулась на бок и пару минут рассматривала причудливые узоры на иранском ковре, переплетающиеся в строгой последовательности белого и золотистого цветов. Потом она встала и оделась.
Она выбрала простое и одновременно изысканное платье глубокого темно-синего цвета, почти черного, если не присматриваться. Платье длинной в пол, с глубоким, но все же недостаточно откровенным декольте, оставляющее открытыми руки и плечи. Триш всегда нравилось одеваться. Несомненно, обнаженное тело прекрасно. Но красивая, правильно подобранная одежда, все равно, что оправа к прекрасному камню. Так она считала. Замшевые черные туфли на шпильках, обманчиво скромные, визуально делающие ее ножки еще более маленькими, дополнили наряд.
Она тщательно наложила макияж и выбрала украшения. Серьги с черными агатами и кольцо к ним в спутники. Она оставила шею без украшений. Она терпеть не могла ошейников, пусть даже они и стоили целое состояние.
Лишь одевшись, она нажала на небольшую кнопку, спрятанную, в изголовье постели, и позвала Софи.
- Пусть Джек приготовит машину, - сказала она, ласково потрепав Софи по щеке вместо приветствия. – Хочется немного развеяться.
Когда девушка ушла, Триш ненадолго задумалась, сидя на краю постели в своем, во всех отношениях, замечательном подвальчике в двести пятьдесят квадратных метров. Он был устроен и обставлен с изысканностью, превращающей его в пещеру Алладина.
Просторная гостиная, и несколько комнат, включая три гостевые спальни. Как будто Триш принимает гостей…
Две туалетные комнаты, одна отделанная черным мрамором, другая розовым. Непростительная роскошь. И библиотека, которую Триш пока еще только начала обустраивать. Она думала, что ей не повредит небольшое хобби. И коллекционирование редких книг, неплохой вариант. Книг, правда, пока еще было совсем мало. Но торопиться не куда, впереди вечность…
Библиотека служила ей и рабочим кабинетом. Там стоял компьютерный стол, стилизованный под общий антураж убежища Триш.
Роскошь влекла Триш почти так же, как огонь манит мотылька. Она чувствовала какую-то одержимость в своем стремлении окружать себя дорогими вещами. Но опасно балансируя на грани китча, она умудрялась сохранять хороший вкус и не впадать в пошлость.
Триш поднялась наверх, прихватив с собой маленькую сумочку-клатч со своими дамскими штучками. Джек уже ждал ее. Серебристый Rolls-Royce был отполирован до зеркального блеска.
Триш обменялась с Джеком приветствиями, он придерживал дверцу машины, ожидая пока она расположится в салоне.
У ворот она попросила его остановиться и опустила стекло.
Мальчик или девочка? – подумала она, глядя на троих молодых людей, ожидающих у ворот, и встрепенувшихся как сонные птицы при ее появлении.
Девушка и двое юношей. У одного из них в руках томик «Скажи, люблю». Именно его Триш и поманила к себе пальчиком. Он замер как олененок, услышавший в чаще неожиданный хруст сломанной ветки. У него были темные глаза, а в глазах ожидание. Он выдохнул и приложил руку к груди, сомневаясь в том, что Триш позвала именно его. Триш промолчала, лишь кивком подтвердив, что он не ошибся. Она прикоснулась рукой к плечу Джека и он, уже давно зная весь сценарий наизусть, вышел из машины и открыл олененку дверь. Триш подвинулась в глубь салона и юноша сел рядом, от волнения у него дрожали руки и он едва не выронил книгу.
Джек захлопнул дверь.
Триш подумала о том, как же просто оленята попадают в капкан. Если бы она играла в глупой комедии, тогда она подумала бы что-нибудь вроде: а вот и ужин… Но это была не комедия. Не сегодняшней ночью. Нет.
Машина тронулась. Триш улыбнулась.
- Как тебя зовут? – спросила она, сочетая в своем голосе нежность и страсть в пропорциях, от которых у юнцов вроде этого ладони мгновенно становятся влажными.
Юноша ответил, но она не запомнила. Она всегда спрашивала, как их зовут, и никогда не запоминала имен. Имена, на самом деле, были не важны.
Свет фар рассекал ранние прозрачные вечерние сумерки.