- Помошите мне, - еще разок повторил человек для верности, бледные губы свои бесцветным языком облизывая. – И я вам помогу тоша. Я ведь кем был? Знама кем! Был я…
Замолчал, сухонькие пальцы свои разглядывая. Страшный вблизи, серый вблизи, вот ни капельки не живой, в общем, человек. Глаза, тусклой синевой отливают, безжизненные волосы паклей слиплись. Обрывки одежды полуистлевшей, кривые желтые зубья во рту шатаются, страшная рана в груди, осколками стекла, битые ребра виднеются. Там где сердцу положено быть, душе обретаться – сплошная гниль теперь, корка крови запекшейся. Темнеет
Глаза хуже всего, липкие, бессмысленные. Один куда-то вбок косит, заглядывая Никаполю за плечо, второй напротив, в землю уставился. Мертвые глаза и пустые, словно два колодца бездонных, черноту отражают.
- …Шот не вспомнить никак. Токма умирать не хошу. Зачем умирать! У меня дело есть, дочку мне спасти нада! Ащтрой швать. Ащтра, она какая? Она пугливая мышка, она боится всего. Болешнь у нее мудреная, боитща она посторонних. Сильно боится. А я обещал…
Выдохнул призрак, пошевелился, подняться пытаясь. Достал что-то из кармана, задумавшись крепко. Дрожащей рукой детям медальончик протянул, в виде крылатого человека. Украшеньице затейливое показал.
- Ангелов мышка любила. Кто о чем, Ащтра про ангелов пищит. Воображение у малыхи было, во! Ребятенка помешалась на них. Такая девчушка вот, распрекрасная совсем, только болезная больно, мышка моя… – вздрогнул, горлом своим гнилым кашляющий звук издал, словно всхлипнуть попытался - А теперище што? Теперича одна совсем, ждет папку своего. Где ше он пропал, почему не идет? Думает наверное… Ей ше нельзя одной, темноты страшно боится, у Ащтры болезнь мудреная, я ш говорю. На вокзал не поспел. Тревогу объявили, потом сказали што лошная она, что глупость сплошная, а не тревога. Небо чистое. Врага не обнаружено. Ну я и того…торопился я больно. А оно этого вдруг...
Руки в сторону развел, взрыв изображая. Пакет целлофановый достал серый, бережно какой-то мусор внутри перекладывая.
- Яблощек для Ащтры везу. Бешеные деньги нынще, последние говорят, деревья почти не цветут больше. Вон оно как! А вы меня с собой возьмите. Я веть о щем толкую? Я веть о том говорю, что раньше ничего не помнил, ничего не мог. Чистая правда, божками всеми сразу клянусь! Раньше мертвый был и тихий, и мыслей не было, только Ащтру все звал безмолвно. Черная тоска сердце грыщла, мамки нет, папки нет рядышком…Как она там, мышка моя, без отца да мамки обретаться будет. А встать не мог, даже подумать об этом не мог…Теперища сила во мне, память вернулась. Только вдруг уйдете вы, и я снова того…не шмогу встать больше, обезножу наново. Тот-Который-Второй, он шкашал мне. Увидишь детей, иди ш ними. Помогай им. Охраняй. На вокзале-то не ладно нынче, чего-то поселилось там…нехорошее очень, вот и помоги им. Так мне, Второй велел. Я што? Я помогу. Пригляжу, подстрахую если надо мелкотню. Только рад буду, нам вышившим, вместе дершаться надо…Это верно, это правда, если вместе, так мошет и сдюжим беду, верно?
Сморщенное яблоко Каролине протянул, плесенью черной тронутое обильно и несъедобное уже давным-давно. Голову почесал, клок волос собсвенных высохших, ненароком вырвав. Впрочем, и не заметил даже, все на яблочко глядел, в улыбке расплывшись.
- Пошледний урошай коворят, пошледние яблочки. Вот они какие, красивые да ладные. Кушай девошка, хрусти на шдоровьитце.