Брич сидел на своей лежанке и перекладывал вещи в рюкзак, желая хоть как-то освободиться от ужасающей его мысли. Получалось совсем хреново. Жнецы… Они будут сражаться с ГРЕБАНЫМИ ЖНЕЦАМИ! Такого поворота он не то, что не ожидал – он его до струек холодного пота по спине, до волос дыбом по всему телу, до усрачки БОЯЛСЯ. Как он собирается сражаться, если от одной мысли о них все валится из рук? Как? Они идут, их не остановить, они убьют тебя – если тебе повезет, а если нет – превратят в безмозглую, бездушную марионетку. Он чувствовал себя так, как будто попал в свой собственный кошмар, но, в отличие от всех его предыдущих кошмаров, этот не закончится, пока Брич способен думать и ощущать. Рука как будто сама потянулась к штурмовой винтовке… Решение все эти годы лежало так близко к поверхности… Одно движение, краткий миг боли – и блаженное небытие, где нет ни страха, ни вины, ничего…
Бумажник, который Брич держал в руке, выпал на пол, раскрылся и рассыпал все свое содержимое по полу. Какое это имеет значение? Невидящим взглядом Брич окинул всю требуху бумажника: кредитные чипы, визитки, какие-то записки… Но вдруг взгляд зацепился за что-то, чего Брич увидеть никак не ожидал. Старая, уже изрядно помятая, перегнутая в нескольких местах фотография. Символ всего, что он потерял.
На фото – три человека. Слева – сам Брич, по виду лет на пять (на самом деле - меньше, чем на год) моложе и с чуть меньшим количеством татуировок и шрамов. Справа – очень интеллигентного вида парень в очках. А по центру – небольшого роста девушка с кукольным лицом и милой улыбкой. Их звали Даррен и Лиза. Даррен был одним из корпуса боевых инженеров, а Лиза входила в одну из первых групп программы «Фантом». На тот момент они уже два с половиной года служили вместе, уже два с половиной года их каждый Божий день тренировали для улучшения командного взаимодействия. Такая обстановка не могла не сделать их лучшими друзьями. Хотя идейно они и не сходились: Лиза была ярым лоялистом, а Даррен относился скептически к некоторым идеям. Сам же Брич не заморачивался: ему нравилось делать что-то большое на благо человеческой расы, когда остальные только чешут языками.
А через два месяца после этого и началось все то дерьмо. Сначала – программа «Феникс» и экспериментальный усилитель, из-за которого пришлось месяц учиться думать так, чтобы не падать в обморок. Затем, по возвращению в расположение, первая встреча с «Идеальным солдатом Человечества». Какого черта им должна была быть именно Лиза? Её не выражающее ничего, кроме фанатичной преданности и холодной решимости лицо и пустые глаза со светящимися зрачками преследовали его во снах с тех самых пор. И это было только началом – за индоктринацией фантомов последовала постепенная индоктринация всех остальных. Моральная сторона вопроса не заботила никого – «Новые воины Человечества» с каждым днем становились все меньше людьми, так говори Даррен, когда писал рапорт на увольнение из «Цербера». Шестого марта он передал эту бумагу командиру части майору Петровскому.
Седьмого марта их всех собрали на плацу перед базой. Даррена вели уже под конвоем из двух фантомов. Петровский объявил его предателем и вынес приговор: казнь. Одна из фантомов обезглавила его одним ударом клинка. После слов майора «Приговор приведен в исполнение» строй разразился дружным «Ура!». Вместе со всеми кричала и Лиза – именно она и нанесла тот удар. Вместе со всеми кричал и он, потому что боялся, что, если он будет хоть как-то отличаться, сейчас и его выволокут и зарубят. Мерзкое, поганое, стыдное чувство бессилия, которое он запомнил на всю жизнь, сменилось паникой, когда Петровский оглядел строй и на краткое мгновение задержал свой взгляд на Бриче. Те же самые ничего не выражающие, пустые глаза со светящимися зрачками. Он не мог ничего, даже закрыть глаза – он мог лишь смотреть. Животный ужас захлестнул его, заставляя дыхание прекратиться на половине выдоха, а сердце – пропускать удар за ударом. Брич смог шелохнуться, только когда майор отвел взгляд. Под его шлемом по лицу катились слезы.
Брич отложил фотографию и вытер слезы, застилающие глаза. Каким же он был трусом. Хотя почему был? Он и сейчас не лучше. У каждого из его друзей хватило сил идти до конца: у Даррена – бороться, а у Лизы – пожертвовать всем ради того, во что она верила. Они мертвы, а он жив. Он, чертов трус, жив. И если сейчас он сделает то, что хочет, он оскорбит их память. Жнецы только этого и ждут – что их все будут бояться, что никто не будет им противостоять, что они смогут взять их тепленькими и превратить в рабов. Что же, он так и не найдет в себе силы быть храбрым хоть один раз? просто уйдет от борьбы?
«Не дождетесь, у**ки!», - крик словно был выплеснут наружу потоком кипящей ярости. Ярость выжигала страх, выжигала сомнения, выжигала стыд, а все, что оставалось - решимость, уверенность, напор и желание действовать. «Вы слышите меня, гребаные железные креветки? Я слишком долго вас боялся! И с меня хватит! Давайте, идите сюда, я вас буду зубами рвать, если понадобится!»
Он орал и грозил кулаком, окутанным биотическим сиянием, потолку маленькой темной комнатушки в трущобах самой большой помойки Галактики. Со стороны могло казаться, что Брич сошел с ума, но он, напротив, впервые за долгие годы чувствовал твердую опору под ногами. Пусть это и не Земля – ему все равно. Ради своих друзей он будет сражаться и на этом пустом астероиде за эту кучу отбросов всех рас. Он отомстит, пусть даже и сдохнет в процессе. Он будет храбрым, если не ради себя, то ради Даррена и Лизы.