«Так вышло». Одна простая фраза, заставившая Карла Джонсона с клокотанием и присвистом втянуть в себя воздух и вновь обвалиться на спинку стула. Да-да, того самого Гориллу Джонсона, которого подчинённая ему свора макак-мигрантов боится за один только взгляд; который, вращая заветным карандашом в пальцах, на одном из которых ярко белеет полоска-след от кольца, явно пришедшегося не по размеру, вершит судьбы, вычёркивая из списков одни имена (и заодно и судьбы) и ловко подставляя в рельсовые колонки смен наименования уже нового расходного материала… Джонсона, который таких вот поганцев, как эта безродная шавка Саммерс, ест целиком, вместе с хрящами и пломбами…
Но… Так вышло. Уже второй раз работник станции уходит из его кабинета, не расшаркиваясь в унизительных благодарностях и извинениях, не сгорбившись под тяжестью угрюмого насупленного взгляда, не спиной вперёд.
Кейси Саммерс извинился. Спокойным ровном голосом. Извинился за себя, за самого Джонсона, за начальника станции, за машиниста, за всех рабочих, которые уже давно разбрелись по ночлежкам и дешёвым хостелам… За весь мир. И молча исчез в ночи, оставив Джонсону испачканный грязью, отмокающий на его рабочих документах и дневниках учёта тот самый треклятый разводной ключ – бесполезный и жалкий трофей, который горилла нерешительно сгрёб со стола, повертел в руке и снова положил на стол. Джонсон так и не закончил фразу – он уже и сам не понимал, чего он хотел сказать, продолжить ли костерить и запугивать пацана, или дальше давиться мольбами о пощаде перед милосердной Пантерой…
«Так вышло». Как жалко и глупо. Карл потёр переносицу, крепко зажмурился. Образ безжалостного хищника, завораживающе опасного, опустившегося в осторожном поклоне охотника в круге из крови и дождевой воды пропал, как будто выскользнув следом за Саммерсом и затерявшись в ночи. Джонсон выдохнул и обмяк на своём троне – таком крохотном, совсем неподходящем его царским габаритам и амбициям.
- Ну, не будем, - пробурчал себе под нос человек, гораздо более одинокий и несчастный, чем все его рабы-обезьянки вместе взятые, как будто пытаясь извиниться перед самим собой за невесть откуда взявшуюся минутную слабость, помассировал виски и отправился сушить промокшие листки расписания с его неразборчивыми каракулями на старенький масляный радиатор – ещё один бедняга, навечно застрявший в плену этой пластиковой коробки на милость пыли и паукам.
Совсем как его хозяин.
Между тем, пантера по имени Кейси Саммерс успел-таки на свой последний автобус. Сырая ржавчина, сырой бетон, сырая одежда, сырое и снулое лицо водителя, лишь на мгновение при виде своего последнего пассажира вспыхнувшее глухим утробным раздражением из-под козырька форменной фуражки... Мир за заболоченным окном автобуса превратился в статичную киноленту с эффектом сепии, где редкие пятна «сигаретных ожогов» являли собой тусклый свет фонарей и квартир – и только там, как кажется, и текла жизнь, там, возможно, выдуманные жена и дети – его более маленькие и забавные копии, только без усов и злобного звериного взгляда – ждали мистера Джонсона на поздний ужин, там на выдуманном столе среди прочих выдуманных кулинарных изысков стоял выдуманный яблочный пирог… Там были свет и тепло, на таком расстоянии кажущиеся недостижимым оазисом в бесконечно серой, заваленной бетонными скелетами пустыне.
Пробег по скользкой пожарной лестнице и небольшая война с вечно заедающей оконной рамой дались не так тяжело, как могли бы. По крайней мере, несколько ссадин и пара заноз этот вечер уж точно хуже уже не сделают. Саммерс неловко перевалился через подоконник, чуть было не поскользнулся на луже, моментально растекшейся почти на всю крохотную кухню, и не впечатался лбом в холодный белый бок холодильника. Пантера моментально изошёл паром: он, чуть ли не шипя и клубясь, шёл от насквозь мокрых тряпок, некогда бывших одеждой, из которых Кейси буквально выворачивал себя, оставляя за собой тёмный след сброшенной «кожи» от оставленного настежь окна с трепещущими на ветру занавесками в тусклых и блеклых ромашках, через всю комнату и до дивана. Пар превращал пантеру в дымящийся силуэт, чернильную кляксу на фоне сумрачно серой карандашной штриховки комнаты. Уцелевший, бегущий из бушующего в здании пожара, или джин, выходящий из заточения в каменном каземате. Кейси было почти жарко, но очень недолго. Кейси почти удалось провалиться в долгожданную дрёму, но совсем ненадолго.
Возможно, прошёл час. Или два. Или три. Или минута. Дождь, вовсю терзавший мир снаружи, даже и не думал утихать. Кейси надсадно дышал и то ли скулил, то ли стонал, воткнувшись лицом в горьковато едкую, пропыленную обивку дивана, поджав все четыре лапы к груди, крепко себя обняв и болезненно вздрагивая. Кажется насморк, преследовавший его всю рабочую неделю, всё-таки настиг благородного хищника, впился в загривок и свалил с ног. Вероятно именно поэтому он не смог учуять незнакомца, гоняя по носоглотке вязкие сопли.
Кто-то был в квартире. Может быть, он прятался в тенях по углам всё это время, дожидаясь Саммерса. Может быть, он вошёл следом в гостеприимно оставленное открытым окно с кухни, пока Саммерс ёрзал и корчился, устраивая свою продрогшую тушку на продавленном старом диване. Но вот он – некто, что уже заварил две чашки быстрорастворимого кофе, спокойно прошествовал с ними к месту, где пытался обрести покой бедняга кошачий, и поставил чашки с дымящимся, прохимиченым варевом на низкий журнальный столик.
Уши Саммерса встрепенулись, смешно обратившись к источнику шума даже без ведома хозяина. Незнакомец даже и не пытался скрыть своего присутствия – спокойно и размеренно совершал шаги, будто по своей собственной квартире, громко и отчётливо поставил чашки, вернулся на кухню и приволок, скребя деревянной ножкой по полу, старую хозяйскую табуретку.
Глаз Саммерса распахнулся. Зрачок, прошитый со всех сторон кровяными нитями, сузился и обратился в опасно искрящийся острыми бликами изумруд. Тело напряглось, мгновенно отросшие когти вонзились в поролоновую основу дивана. А затем Кейси чуть не сбросил с дивана резкий и колючий приступ кашля. Он жалобно скорчился и ещё глубже зарылся в своё убежище, давясь мокротой, заполнившей рот вперемешку с куском обивки, который он умудрился отгрызть.
- Ох. Знал бы, что так оно будет, прихватил бы с собой «Панадол», - участливо и вместе с тем насмешливо произнёс чужак, когда пантера всё-таки смог не выхаркать из себя лёгкие и поднять голову.
Он сидел напротив него в расслабленной позе, в сгущенных оттенках мрака, в руке у него клубилась дымом кружка с кофе. На столике перед ним лежала блестящая от влаги чёрная шляпа-федора с узкими полями. Вторая кружка была здесь же. Предназначенная, вероятно, для Кейси.